— Мне бы сейчас сына забрать, день-два погостить и — на корабль, — сказал Гончар.
— А почему бы Наде не съездить? — спросил Грачев. — Я готов попросить капитана траулера. Серов мне не откажет.
Гончар не сразу ответил. Он размышлял. Он был однажды у капитана, и тот разочаровал его. «Я не стану возражать, если Надя уйдет с траулера. Но позвольте, ради чего уходить? Щи готовить вам да варить кашу? Сам ведь все время на корабле, а сын у бабушки».
В тот день Костя чуть не поссорился с женой.
Она на рассвете ушла на судно, когда он еще спал. На столе оставила записку:
«Костя, дорогой, я тебя люблю. Вернусь с промысла, и тогда поговорим. Целую. Твоя Белозубка».
— Он вредный, Серов. — Гончар взглянул на Грачева; у того вопросительно сдвинулись брови.
— Серов не такой, — возразил старший лейтенант. — Вы просто его не поняли.
Матрос промолчал.
— Ну вот что, — Грачев встал. — Я доложу командиру, и если он даст вам добро съездить домой, не стану возражать.
— Спасибо, товарищ старший лейтенант. — Глаза у матроса заискрились.
Он вышел, и в каюте стало тихо, даже слышно, как за бортом плескалась вода. Грачеву было не по себе, и все же он решил сходить к командиру.
А в это время Скляров беседовал с замполитом о том, как матросы действовали в море по уничтожению мины. Леденеву не понравилось то, что Скляров заранее, как он выразился, «настроил людей на мирный лад», сообщив им о том, что мина учебная и не представляет опасности...
— Зря, Павел Сергеевич, осторожничаете...
Слова Леденева словно хлыстом ударили Склярова; веселость с его худощавого лица мигом сошла, взгляд стал цепким и неприступным.
— А что, по-вашему, надо было оставить запал? — холодно спросил он, все еще недоумевая, к чему клонит замполит, может быть, ему стало жаль Кесарева, который весь промок в шлюпке, пока матросы подвешивали к «рогатой смерти» подрывной патрон? Или у Леденева заныла душа, когда он увидел кровь на руке у Черняка? Ну и что тут особенного, шар оброс острой ракушкой, надо матросу быть внимательным. Скляров, не глядя на своего собеседника, глухо добавил:
— Терять людей в мирное время никто не дал нам права. Это не мои слова — командующего.
— Не надо прятаться за слова командующего, — возразил Леденев. — Сказаны они были по другому случаю. А вы, Павел Сергеевич, просто боитесь уколоть себя... — Замполит не договорил, но Скляров и так все понял.
— Позвольте, откуда вы взяли, что я осторожничаю? Нет, Федор Васильевич, вы просто не поняли меня. Мина — оружие небезопасное, малейшая неосторожность — и конец. А кто должен предупредить людей, уберечь их от опасности? Я, командир.
— Предупреждать моряков как раз и не надо, — возразил Леденев. — Когда человек видит перед собой опасность, он действует собранно, внимательно, нервы у него напряжены до предела, он переносит психологическую нагрузку. А скажи ему, что вот эта мина учебная, — никакого проку от этого не будет. Принимать меры, исключающие всякие неожиданные сюрпризы, разумеется, надо. Но человек должен осознать опасность, тогда он будет готов к решительным действиям! Так что, Павел Сергеевич, ваша точка зрения нуждается в коренной поправке. Или вот, допустим, я, командир, дал в руки солдата оружие, с которым он не умеет обращаться. Боец сознает опасность — надо стрелять из него по настоящему врагу, в противном случае его самого убьют. Сознает это, а стрелять не умеет, не знает, как владеть этим новым оружием.
— Ну и что?
— Я к тому, — продолжал Леденев, — что тут, как, впрочем, и во всяком деле, нужны знания, практические навыки. Помните, как Грачев бросился вплавь к мине, на которой уже горел бикфордов шнур?
— Рвануться-то рванулся, а сил не рассчитал. Крылов его опередил.
— Не в этом суть, — заметил Леденев. — Грачев под удар жизнь свою ставил...
Грачев как раз подходил к каюте командира и услышал последнюю фразу, он хотел было уйти, шагнул к трапу, как услышал голос Склярова:
— Грачев, вы мне нужны.
«Кажется, появился я не вовремя». — подумал Петр.
Скляров сказал о том, что был в штабе.
— Досталось мне за Кесарева, — он закурил. — Сергей ваш друг, не так ли?
— Друг, товарищ командир.
— Подвел он нас крепко, — Скляров глотнул дым. — Даже не знаю, что с ним делать.
— Перемелется — мука будет, — бросил реплику замполит.
— А что у вас?
Грачев помялся.
— Хочу просить вас, товарищ командир, отпустить домой суток на пять матроса Гончара, — выдохнул он. — Мать у него болеет, операцию недавно перенесла, малыша Гончар хочет забрать, чтоб легче матери было.
Скляров вспыхнул:
— Опять эти семейные неурядицы! То одно, то другое. — Он взглянул на замполита, тот почему-то улыбался. — Что скажешь?
Леденев сказал: если командир боевой части просит, значит, надо его поддержать. Вот только ему, замполиту, неясно, кто будет смотреть за сыном, матрос — на корабле, а его жена — на промысле.
— Вы об этом подумали? — спросил Скляров.
Грачев объяснил: жена матроса уйдет с траулера, как только Гончар привезет сына.
— Тогда другое дело... — Скляров встал, подумал: если Грачев просит, пусть матрос съездит. — Ладно, разрешаю... Десять суток по семейным обстоятельствам. Как у вас Крылов, справится, если вдруг выйдем в море?
— Связь будет надежной, — заверил Грачев.
Скляров вдруг улыбнулся, спросил:
— Вы, кажется, тоже хотели бы съездить к своей...
Скляров хотел сказать «к своей невесте», но умолк на полуслове, увидев, как лицо Грачева залилось краской, он глядел в палубу, неловко опустив по бокам длинные руки.
— Я никуда не собираюсь ехать, — глухо сказал он.
— Ну зачем так? — ласково сказал Скляров. — Я все понимаю, если надо, то и возражать не стану. Да и замполит тоже, а?
Леденев улыбнулся:
— Чует моя душа, Петр, быть свадьбе, а?
Грачев тоже заулыбался.
...У радиорубки его ждал Гончар. Петр сказал, что командир «дал добро».
— Пишите докладную на мое имя, а утром можете ехать.
Гончар обрадовался:
— Правда?..
Прошел еще день в хлопотах.
Скляров сидел за столом угрюмый. Приказ командующего не выходил у него из головы. Он пригласил к себе старпома.
— Садитесь, — сказал он Комарову. — Вон на диванчик, мягче критику перенесете. Ну, как, объявили Кесареву приказ?
— Объявил, — хмуро ответил Комаров.
— И как он реагировал?
