фашистов. Его спросили, в чем была его сила. Он ответил: «Я воевал за Родину».
Сколько сынов отдали свою жизнь, Родина? Не потому ли ты ныне так сильна и величава?
«Человек без Родины — это высохшее дерево без корня и ветвей.
«Все, что надо Родине — надо и моему сердцу. И пока оно бьется, я всегда с Родиной.
Капитан 1 ранга закрыл журнал.
— Здорово придумали, — сказал он. — А мне не доложили.
Леденев смутился:
— А зачем шуметь?
— Где эти люди? Вы с ними связь поддерживаете?
Леденев сказал, что связи с кораблем они сами не порывают. Многие прислали свои письма. Бывший матрос Виктор Медунов, например, сейчас в Арктике, плавает на ледоколе. Недавно у него родился сын. Собирается в гости приехать на корабль. А Федор Наумов работает в Ленинграде на судостроительном заводе. А вот Сергей Кашуба стал комбайнером на Дону, награжден орденом Трудового Красного Знамени.
— Вот бы его пригласить на корабль, а?
— Я уже написал ему. Думаю, приедет. — Леденев помолчал. — А вот Алексей Мартынов погиб. Когда вернулся домой после службы, его взяли на работу в милицию. В схватке с бандитами погиб... Может, съездить надо в село?
— Когда погиб Мартынов?
— В апреле месяце. Парень-то был какой, а? Помню, года три назад в бухте мы снимались с якоря, и вдруг рядом с бортом всплыла плавающая мина. Видно, якорем ее сорвало с минрепа. Матросы шарахнулись в сторону, а он бросился в воду между бортом корабля и миной. Если бы не он, взрыва не миновать. Спас корабль...
— Я тогда ему орден вручал, — сказал комбриг. — Да, жаль парня. Вот кто у нас уходит с флота, вот кем гордиться надо! Да, жаль парня, — повторил Серебряков. — С «Безупречного» мичман Шестаков днями едет в отпуск, вот и поручим ему побывать в семье Мартынова.
Потом разговор зашел об испытаниях оружия. Капитан 1 ранга подчеркнул, что провести их надо в срок и без срывов.
— По этому вопросу я и пригласил вас. Со Скляровым будет особый разговор. Вас прошу вот о чем. Создайте на корабле такую обстановку, чтобы люди сердцем поняли — им доверено большое государственное дело. Испытание нового оружия — это проверка на зрелость не только экипажа вашего корабля, но всего флота. У меня тут был Савчук, — продолжал комбриг, — думал, будет жаловаться. Нет, он доволен вашим кораблем. Очень доволен. Чем вы там приворожили конструктора?
Леденев улыбнулся:
— Савчук и раньше у нас бывал. На корабле у него много друзей.
Возвращался на корабль Леденев удовлетворенный. Нет, прав комбриг, что он, замполит, мог бы раньше узнать о неладах в семье матроса. «А я понадеялся, что Грачев сам все уладит...» В военное училище Гончара все-таки надо направить. Из него выйдет отличный офицер...
Бухта открылась сразу. Из-за сопки, что огромным медведем высилась у берега, вода казалась черной, как сажа. Ветер рвал верхушки волн, бросал их на корабль.
— Командир у себя? — спросил Леденев дежурного, ступив на палубу.
— Так точно.
У каюты Леденев услышал голос Склярова:
— ...Нет на берег сходить запрещаю. Да и о чем с ней говорить? Мужа подвела. Я ведь мог Гончара отдать под суд...
«С кем это он?» — подумал Леденев. И тут увидел Грачева. Он сказал, что собрался было к Гончару домой, но командир не разрешил. А надо бы поговорить с Надей, очень надо: «Горбуша» через день-два снова уйдет на промысел.
Леденев сказал, что сам поговорит с командиром.
— А, это ты! — Он пододвинул замполиту кресло. — Садись. Жаль, не застал ты Ромашова. Злой...
— На кого?
— На себя. И на своего начальника РТС. Того, что раньше плавал на сторожевом корабле.
Леденев слушал Склярова и не верил, что Ромашов, командир «Гордого», вдруг допустил непростительную осечку. Ночью его корабль выполнял учебно-боевую задачу. Подводную лодку «противника» атаковали глубинными бомбами, и Ромашов сообщил в штаб бригады, что лодка «уничтожена». А вскоре в штаб флота поступило донесение от командира атомной подводной лодки, который также докладывал, что ракетоносец «Гордый» «уничтожен» торпедой. Обоих командиров вызвали в штаб флота. На стол легли документы, воссоздавшие объективную картину боя. Оказалось, что командир лодки действовал весьма расчетливо и атаковал первым. Две торпеды точно прошли под днищем корабля. Их-то шумы и засек акустик, приняв за подводную лодку.
— Конфуз, правда? — Скляров посмотрел на замполита.
— Да, для Ромашова хорошего мало, — согласился Леденев. — Кто командир лодки, не Игнат Козлов?
— Он. А ты откуда его знаешь?
Леденев махнул рукой:
— С этим тягаться в бою трудно. Я с ним знаком с той поры, когда проходил он практику как слушатель академии. Если у Козлова есть хоть один шанс на победу, он смело идет в бой.
— Да, он смог оценить возникшую ситуацию в более сложной взаимосвязи. — Скляров взглянул на Леденева. — Ну, а что у начальника политотдела? Не жаловался ему Савчук? А то я вчера не пустил на корабль какого-то инженера. Не было у него документов, я и не пустил, хотя конструктор и просил за него.
— Отругал нас начальник политотдела. За Гончара. Ни ты, ни я не побывали у него дома. И на «Горбушу» никто не удосужился сходить. А ведь о судьбе человека речь идет. Может, все-таки Грачева пошлем?
Скляров вздохнул.
— Ты же знаешь, есть приказ никого на берег не отпускать.
— Тут особый случай.
Скляров ценил в замполите самостоятельность, умение взять ответственность на свои плечи. Леденев прекрасно знал морское дело, мог стоять вахтенным офицером, мало в чем уступал любому старшему помощнику командира: на ходовом мостике был инициативен, смекалист. И очень не любил, если какой- нибудь начальник начинал распекать матросов. «Вы слышали о Драгомирове? Так вот он считал, что незнание исправляется разъяснением, а не выговорами». И, пожалуй, никто из офицеров не был так близок Склярову, как Леденев. Уже одно то, что во время высадки десанта в годы войны Леденев заменил раненого командира катера, возвышало его в глазах Склярова. Он старался всегда посоветоваться с замполитом, прежде чем решить какой-то вопрос.
— Федор, зря ты упорствуешь. Гончар подвел товарищей, не могу этого ему простить. Отсидел десять суток. А пятно-то легло на корабль?
— Хочешь знать правду?
— Скажи.
— Черствый ты, как сухарь. Бессердечный!..
— Что-то, комиссар, заносить тебя стало, — возразил Скляров. — «Бессердечный...» И слово-то какое
