мостовой Святослава, все словно отодвинулось от меня и стало немного расплывчатым. Перед тем, как потерять сознание, я обычно прохожу стадию черного колодца. Все стремительно удаляется от меня, все, что я вижу, сжимается в небольшой круг, а потом – бац! – и я встаю с пола. Тут было почти то же, только все остановилось на стадии черного колодца. Я слышал звуки, доносившиеся снаружи, видел какое-то движение перед собой, но не пытался осознать и расшифровать их. А потом по телу прокатилась волна невосполнимости потери, необратимости действия. Это как будто разбил вазу – понимаешь, что склеить нельзя. Вот тут, шаг сделан, а вернуться назад уже невозможно. В ту минуту я понял, что жизнь моя полностью изменилась. И одновременно сработала система защиты – мозг заботливо стал подсовывать версию нереальности. «Неправда, с тобой этого случиться не могло, – заботливо шептал он мне, – это все только кажется таким страшным».
Ноги автоматически принесли меня к «Олимпийскому». Мной управляло только давнее желание попасть на книжную ярмарку. Если бы не оно, я стоял бы там на тротуаре еще очень долго. Стоял и молчал, соображая, что же мне выгоднее – найти объяснение случившемуся или принять все как есть – со всей опасностью и непредсказуемостью. Любому человеку доводилось слышать о вещах, куда более страшных. Каждый знает, что на свете вершатся дела грязные и кровавые. Я не был исключением – более того, через меня проходила информация, рассказывающая о каждодневном насилии. Но все это было как-то далеко от меня. Из-за этого большинство обывателей любят читать криминальную хронику. На самом деле мало кому интересны подробности убийства на бытовой почве. Бутылкой или ножом, пять ударов или шесть – все ерунда, главное – это произошло не со мной, далеко от меня и моей семьи.
А вот теперь – произошло со мной. Теперь именно я оказался объектом приложения насилия. Такое ощущение совершенно не понравилось. Всего несколько дней назад мне казалось, что чувствовать вину за гибель человека – самый непосильный груз, который может выпасть на долю человека. Оказалось – не так. Если из-за тебя погиб человек – это неприятно и страшно, но если возникает угроза твоей собственной жизни, если ты вдруг понимаешь, что твои действия завели тебя в тупик, из которого нет выхода – ноша становится просто невыносимой. И, самое главное, совершенно непонятен источник угрозы. Я лихорадочно пытался сообразить, кто и как может меня прикрыть в этой ситуации, и понимал – никто и никак. Прийти, предъявить меморандум и на основании журналистских измышлений попросить защиты? Надо мной стали бы смеяться как над очевидцем приземления летающей тарелки. Да и сам меморандум жег меня даже сквозь сумку. Если машина сбила Святослава не случайно, то в больнице, куда его наверняка доставят, может выясниться, что свои бумаги он кому-то отдал. И кандидатом на место разыскиваемого, естественно, становлюсь я.
Как лунатик, бродил я по «Олимпийскому», купил пару книг, а мысли вращались вокруг одного вопроса – когда со мной что-нибудь случится? Сейчас, в метро или в поезде? А может, мне дадут возможность доехать до дома и уже там примут меры. В тот момент мне пришла в голову собственная статья о двух убитых в купе. Действительно – как просто – рывок двери и пара нажатий на спусковой крючок. Хотя, где-то в глубине души теплилась надежда, что все еще образуется, что Святослав просто поскользнулся, а все его бумаги – вымысел. Мало ли на свете графоманов? Как тот, который приволок в редакцию толстенную пачку полупорнографической писанины на экзотическом фоне Тихого океана и утверждал, что передает нам подлинные мемуары эмигранта в Астралию. Может, и Святослав заменил отсутствующие документы вымыслом? Очень хорошая версия, только вот верилось в нее слабо. От всего происходящего пахло и очень неприятно. Мне никогда не доводилось носить с собой взрывчатку. Интересно бы сравнить ощущение опасности, исходящее от бумаг в сумке, с ощущением опасности от пары килограммов динамита.
Я выбрался из «Олимпийского», прошел к метро, доехал до «Детского мира», продолжая двигаться автоматически. Хорошо, когда человек планирует свои действия заранее. Уже перед самым магазином я почему-то вспомнил, как выбросил кассету с записью беседы с директором «Электрона». Тогда я не ощутил, что совершил непоправимое. Почему же я не выбросил бумаги? Наверное, надеялся отдать их на вокзале в девять часов Святославу. Как же он сможет за ними прийти, после удара машины? Но автопилот был включен и решал все уже только он. Вокзал, в девять, возле вагона.
– Мы проверили номер гостиницы, но никаких бумаг не обнаружили. Они явно были у Заренко в момент его встречи с этим парнем, – Александр Павлович говорил спокойно, но напряженно ожидал реакции Монстра. Появление неизвестного человека возле журналиста вызвало определенный интерес, но когда этому неизвестному дважды удалось уйти из-под опеки специалистов, после того, как выяснилось, что он обсуждал с Заренко достаточно щекотливые темы и передал ему какие-то бумаги, отношение к нему изменилось.
– Старший группы принял решение проверить москвича.
– Как, кстати, его зовут? – спросил Монстр, пока не выдавая своего настроения.
– Святослав Иванов. Так, во всяком случае, гласит запись в травмопункте, куда его доставили после действий нашей группы.
– Ваши сотрудники, Александр Павлович, вы уж меня извините, не смогли его даже покалечить толком. Что там обнаружили врачи – ушиб и вывих?
Александр Павлович не стал спорить, как не стал объяснять, что Иванов ушел от машины, или почти ушел, весьма и весьма профессионально. И уж во всяком случае, Александр Павлович не стал уточнять источников столь хорошей информированности Монстра.
– В общем, нам удалось проверить Иванова, и оказалось, что у него при себе были бумаги, которые Заренко привез с собой. Бумаги содержали информацию экономического характера и проливали некоторый свет на проблемы военно-промышленного комплекса. Была там и та самая статья о стрельбе в поезде, и анализ одного очень старого дела.
– Какого конкретно?
– О Белом братстве. С акцентом на возможное использование Братства в целях дестабилизации политической обстановки в Украине.
Александр Павлович замолчал, заметив реакцию Монстра.
– Не обращайте внимания, Александр Павлович, передайте мне, пожалуйста, копии эти материалов. Извините, что перебил.
– Да, в общем, больше ничего и не произошло. Святослав Иванов уехал из больницы на такси. В центре пересел в другую машину, номера таксист не запомнил, и исчез.
Монстр похлопал ладонью по столу. Александр Павлович, скрестив руки на груди, ждал.
– Что предпринял Заренко? Кстати, пора ему уже дать обозначение. У меня такое чувство, что мы еще довольно долго будем наблюдать за ним. Давайте назовем его Хохлом – просто и верно.
