Давай сделаем это вместе? И это будет означать, что не только и не столько близость смерти подтолкнула Старшего... что есть смысл в его поступках и надеждах...
А если Младший просто засмеется ему в лицо. Убить не сможет. Плюнет?
Или все-таки ударит. И бросится в центр Управления, и отдаст приказ... «паукам», Клееву, черту, дьяволу... зальет кровью все, до чего дотянется...
Он же сумел выманить у постамериканцев сохранившиеся боеголовки. Отдал им в аренду через Клеева полторы сотни «летучих рыб», а в залог взял остатки американского ядерного оружия.
Гавайи и Аляска повелись, ведь боеголовки у них взяли на время, для того только, чтобы гарантировать неприменение ядерного оружия при высадке и столкновении с Кораблями, Братьями, канадцами или мексиканцами.
И никто не рискует, ведь опасные игрушки, гарантировавшие все это время независимость осколков США, будут храниться на территории посольств России. А то, что в подвалах посольств есть такие забавные золотистые кольца – это тайна высшей категории. И то, куда через эти кольца можно боеголовки отправить,– тайна высшей категории...
Нет, Младший молодец. Младший подрос, заматерел. Младший умеет много чего! Наверняка он что-то держит в рукаве, чтобы прижать, если понадобится, своего напарника.
Нельзя рисковать, наверное.
Старший медленно пошел к своей комнате. Наверное, конструкторы станции все-таки правильно сделали, разместив помещения так далеко друг от друга.
Есть время подумать по дороге. Вспомнить, как все началось...
Вечер. Поздний вечер. Или не поздний? В январе темнеет рано... А это было именно в январе. Он поехал девятого января на дачу... какого черта он туда поехал? Не помнит уже. За чем-то, что показалось настолько важным, что ради этого можно было вытерпеть и полтора часа в электричке, и четыре с половиной километра вдоль заледеневшей дороги...
На перроне он вышел единственный из всей электрички, постоял, тоскливо глядя вдогонку уходящему поезду...
Вот странно, зачем поехал на дачу – вылетело из головы напрочь, а вот тоскливое чувство одиночества, какой-то потерянности, охватившее его в тот момент, когда с шипением захлопнулись двери электрички, осталось с ним до сих пор.
Или это он обманывает себя задним числом, придумал себе предчувствие, а тогда просто материл себя за то, что теперь придется продираться сквозь мороз и снег...
Старший остановился и хрипло рассмеялся.
Вспомнил. Вот сейчас вдруг вспомнил. Он же за диском ехал. За своей нетленкой. Он все лето две тысячи шестого года провел на даче, стуча по клавиатуре своего позорно древнего ноутбука в целях написания нового романа.
По привычке скопировал текст на диск, диск оставил на даче, а с ноутбуком поехал домой, не заладилось с издательством, то ли отказали в авансе, то ли что-то еще такое... потом уехал с горя отдыхать за моря... потом издательство проснулось, попросило текст – и чтобы быстро, до конца январских праздников,– он сунулся в компьютер, обнаружил, что текст куда-то делся, испарился...
Да, и вот за этим он и поехал на дачу.
Тогда это было таким важным! А потом оказалось, что неважно уже ничего, кроме жизни.
Выбор – жить или подохнуть.
Не так!
Отобрать жизнь у другого или подохнуть.
Электричка ушла, он тяжело вздохнул, поднял воротник куртки, поправил шарф и двинулся к дороге. Был еще шанс, что попадется попутка. В обычное время там было довольно оживленное движение. В обычное время.
А девятого января нормальные люди приходят в себя после седьмого и готовятся к четырнадцатому.
И он шел вдоль дороги, как требуют правила – по левой стороне. Шел-шел... А потом неожиданно, когда он уже был уверен, что придется идти пешком до самого дома, рядом остановилась машина.
– Добрый вечер! – сказал молодой развязный голос.
– Вечер добрый,– ответил он.
– Не подскажете, куда тут сворачивать к Дачному,– спросил водитель.
– Мне как раз туда.
– Что вы говорите! – удивился водитель.– Садитесь, показывайте.
От водителя явственно тянуло недавно выпитой водкой, садиться к пьяному в машину не стоило по- любому, но было так холодно, дул такой пронизывающий ветер...
Если бы он тогда не сел в машину... Если бы не сел – что бы с ним было через полгода?
Подхватил бы плесень? Нарвался бы на мародеров или попал под пули оцепления?
Мог бы подохнуть от голода, между прочим!
Тогда, сразу после Встречи, наверное, месяца два люди питались чем попало, жрали котов и собак и даже друг друга иногда...
Мародеры двинулись по селам поначалу из-за еды, это потом уже сообразили, что кроме продуктов можно и чего другого найти...
Власть. Силу.
Если бы он не сел в машину...
Но он ведь сел. Сказал еще «спасибо», извинился за грязную обувь. Они и проехать-то успели всего минут семь...
Водитель только-только успел представиться и начал рассказывать о том, что ему позвонили приятели, позвали выпить... Однокурсники.
Потом – вспышка.
А потом – темнота.
Потом...
Потом он многократно думал, что лучше бы та машина не останавливалась, он не соглашался бы в нее сесть... да вообще не писал бы тот роман – не пришлось бы ехать на ночь глядя.
И так же неоднократно пытался ответить – сейчас он бы сел в ту машину, к Младшему? Уже зная, что его ждет, зная об этом бесконечном десятилетии, о крови на своих руках, о необходимости принимать страшные решения, дрожать в ожидании конца света и делать все, чтобы этот конец света приблизить?
Что бы ты сделал сейчас, спрашивал он себя. Махнул бы рукой, указывая машине направление? Просто не поехал бы тогда за город?
И не мог ответить на свой собственный вопрос. Нет, естественно, пару раз он смело говорил, глядя в глаза своему отражению в зеркале, что никогда –
Лучше уж подохнуть, говорил он своему отражению и видел, что отражение ему не верит.
Он ведь мог уйти в любую минуту. Это ведь не трудно – у него в комнате собралась неплохая коллекция холодного оружия...
В первый год после Встречи он почему-то решил, что теперь может собирать коллекцию своей мечты – оружие, доспехи, книги, драгоценности...
Это потом вдруг понял, что ничего ему не нужно здесь, над Землей.
Мог уйти – и не уходил. Жрал водку – и не мешал металлическим щупальцам электронного доктора оказывать себе помощь.
Так себе, между прочим, помощь. Снятие приступа, не больше.
Он ведь видит, как день ото дня сдает тот старик в зеркале. Что-то есть в воздухе на станции такое... Или наоборот – нету. Не хватает чего-то в воздухе, в свете ламп...
Однажды ему показалось, что эта махина, космическая станция, питается его силами. Его и Младшего.
