– Как на убой, – сказал ветеран справа от Беса.
– Прикидываете, что с такой стеной эти долбаные серпы сделают? – спросил, глядя в огонь, Сухарь. – В мелкое рагу.
– А если побежишь назад, – сказал другой ветеран из-за костра, – тебя в мелкое рагу порубят гвардейцы, которые специально стоят сзади. Чтоб быдло не убегало до времени с поля.
– Да ну, – попытался успокоить всех Щука. – Поставят-то эту фигню на наших колесницах. Врагов шинковать будут.
Сухарь налил себе вина. Залпом выпил.
Щука кашлянул смущенно и отвернулся.
Это первый раз врагов косить будут. А потом… В Проклятом городе есть свои высокородные, любители поездить на колесницах. Это только пьяному мальчику может показаться, что так можно всех врагов за один раз вырезать. А приладить серпы – раз плюнуть. Даже Мастеру не нужно жертв приносить. А Щенок, зараза, действительно может домой уплыть с ближайшим кораблем. И ему эти орудия смерти будут до светильника. А может, и еще дальше.
Сидящие возле костра переглянулись.
– Здесь нельзя, – сказал Сухарь. – Не в лагере. Иначе начнут допрашивать, кто-то и проболтается.
Возражать никто не стал. Каждый понимал, что сболтнуть под девятихвосткой можно когда угодно и о чем угодно.
– Сегодня возле ворот кто стоит? – спросил Сухарь, ни к кому персонально не обращаясь.
– Третий десяток нашей сотни, – сказал Ворон. Бес и Бродяга переглянулись.
– Я слышал, мальчонка хотел на Проклятый город с горы взглянуть? – спросил Сухарь, оглядываясь по сторонам.
– Ну… – протянул Горластый.
– Да чего там нукать, – оборвал Крюк. – Так, блин, и сказал. Хочу, говорит, на Проклятый город взглянуть, который нам изничтожить предстоит.
– Еще кто-то хотел посмотреть? – спросил Сухарь. – Ворон, вон, покажет вместе с Оглоблей. Правда, Оглобля?
Высоченный ветеран встал с пенька, на котором сидел, поправил за поясом кинжал:
– А чего не показать? За пределы лагеря только по одному выпускать не велено, а компанией, да еще по случаю праздника… Охране, правда, приказано дежурному сотнику докладывать, так где ж они его сегодня найдут? Праздник.
В подтверждение сказанного возле царских шатров завизжали девки. Штук пять сразу.
– Кто-то из новеньких хочет сходить? – спросил Сухарь.
Он был прав. Следовало всех повязать – и новых, и ветеранов.
– Мы, пожалуй, сходим, – сказал Бродяга, вставая.
– Ага, – вскочил Бес, – страсть как хочется на город посмотреть. Я парень сельский, городов, считай, кроме Семивратья, и не видел.
Ворон и Оглобля пошли к палатке.
Сухарь подозвал еще одного ветерана и велел сбегать к воротам и, ничего не болтая, попросить, чтобы выпустили друзей погулять.
– Поклон от меня передай и вот… – Сухарь зачерпнул кувшином из котла остывшее уже вино.
Ветеран ушел в темноту.
– Теперь слушайте, – сказал Сухарь Бесу и Бродяге. – Из лагеря можно выходить только кучками, потому что горожане иногда подбираются ночью к самому лагерю. Специально выставлены тайные посты, но о них все знают Ворон и Оглобля. Не наткнетесь. Если неохота с горожанами драться и ранение получить, то учтите, что гора крутая, камень сейчас скользкий. Особенно в сторону моря. Поняли?
– Гулять? – тонким голосом спросил от палатки Щенок. – На город? И правильно, это вам на него еще пялиться, а мне скоро домой.
– Домой-домой, – согласился Ворон, подхватывая мальчишку под левую руку.
– Погуляем, – прогудел Оглобля, подхватывая Щенка под правую.
Бес и Бродяга пошли следом.
– Осторожно там, – крикнул вдогонку им Сухарь.
– Сучья жизнь, – сказал Горластый. Щука оглянулся на Крюка.
– Чего уставился? – спросил Крюк. – Все правильно.
А Щенок пытался шутить и весело смеялся своим шуткам. Возле самых ворот смеяться начали и ветераны, поддерживавшие его. Весело так смеялись, заразительно.
Дежурный десяток, поставив щиты к стене, как раз занимался кувшином с вином, и часовым было недосуг обращать внимание на компанию, отправляющуюся на прогулку. Каждый веселится как может.
Калитка в воротах закрылась, отрезав компанию от света.
– Темно, – засмеялся Щенок. – И что мы хотим в темноте рассмотреть?
