– Ты меня, Боря, прости, но своих журналистов ты можешь послать куда угодно, хоть, извини, в задницу. Мне нужно, чтобы все стало на свои места. Мне нужно, чтобы в твоей, – Мехтиев сделал упор на слове «твоей», и редактор подобрался, – газете всем объяснили, что ни я, ни мои люди в этих ужасах не виноваты.
– Уже делается, Садреддин Гейдарович, я вашему секретарю уже передал распечатку, в сегодняшнем номере уже будет статья…
– Про сегодняшние взрывы уже вставили?
– Нет, Садреддин Гейдарович, об этом мы напишем завтра.
– Завтра, завтра. А нужно вчера!
– Садреддин Гейдарович…
– Не обижайся, я все понимаю. Пошли своего корреспондента к Чебурашке. Чебурашка пусть почувствует, что народ через прессу будет следить за его расследованием. Прямо сейчас кого-нибудь пошли.
– Понял, – Борис Фенстер, главный редактор самой тиражной городской газеты вскочил из-за стола и пожал протянутую руку Мехтиева, – сразу же. И, если хотите, могу послать человека к оперу, в зоне которого находится…
– Не нужно. Делай, как я сказал. И заодно подумай, кто еще из ваших теле-радиожурналистов могут рассказать обо всем этом как надо. Подумай и сегодня вечером мне скажи.
– Обязательно, – Фенстер кивнул.
– Ты, Боря, что-то не очень хорошо выглядишь. Устаешь, наверное, на работе? – Мехтиев покачал головой.
– Нет, все нормально.
– Нормально? Ну, тогда иди. Там, может быть, я тебе помогу отдохнуть.
Изрядно напуганный Борис Фенстер быстрым шагом отправился выполнять указания. Через минуту после его ухода, в кабинет вошел ближайший советник главы азербайджанского землячества, которого все называли только по имени – Али. Такое простецкое обращение с лихвой компенсировалось уважением и даже страхом, которое все испытывали к невозмутимому сорокалетнему Али.
– Ты все слышал? – спросил Мехтиев.
– Твой Борис – дурак, – сказал Али, усаживаясь за стол.
– Дурак, – согласился Мехтиев и указал официанту на стол, – прибери здесь все и накрой заново. Он дурак, но он полезный дурак.
– Полезный, – в свою очередь согласился Али, – но, может, на его место найти кого-нибудь другого?
– Но не сейчас. Не сейчас. Сейчас нам нужно решить, что делать дальше.
– Нам нужно понять, – медленно сказал Али, – откуда прилетела эта бомба. Кто ее заложил.
– Как ты это узнаешь? Наших послать нельзя – сейчас на всех лиц кавказской национальности будут бросаться как бешенные.
– Думаешь, тебе Чебурашка поможет?
– Не смеши, Али.
– Не буду. Ты сказал Борису, чтобы он не совался к оперу…
– Правильно. Нужно поговорить с Зеленым.
– Зеленый не будет работать за деньги.
– Почему?
– Никогда не работал.
– Он не работал за деньги, тогда будет работать за большие деньги. Или за очень большие. Мне нужно, чтобы он нашел виноватых. Найди способ с ним поговорить. И уговорить.
Али с сомнением покачал головой. Он редко ошибался в людях. Сквозь слабую плоть он ясно видел, что внутри у человека – каша, грязь или сталь. Гринчук производил впечатление человека твердого, но что он прячет в самой глубине своей души, Али понять не мог. И это тоже заставляло относиться к оперу осторожно.
– Я попробую.
– И найми кого-нибудь из русских последить за Борисом, за Чебурашкой и за Гирей.
– Гиря может обидеться, если заметит.
– Ну, так найми людей от имени нашей газеты. Они проводят, как это называется, журналистское расследование. Или что-то еще. И на всякий случай, я хочу знать, сколько у Гири готовых для дела людей и где эти люди живут.
– Воевать нам сейчас нельзя.
– Сам знаю. Но нам нужно защищаться.
Али кивнул:
– Давай я найму специалистов издалека. Не лиц кавказской национальности. На всякий случай. Поселим их в кемпинге. Все решится миром – едут домой. Нет – поработают. Но к нам не будет никаких вопросов.
