– Какая?
Гаврилин помялся, то, что он собирался сделать, не разрешали ни какие инструкции. Это могло быть расценено и как предательство, но у него не было особенно выбора.
– Вот тут я оставлю тебе на столе номер телефона. Постарайся дозвониться и попроси, чтобы этот человек либо нашел меня возле больницы, либо пришел сюда.
– Куда «сюда»?
– К тебе в квартиру, я говорил ему адрес.
– Что? – Марина медленно обернулась к нему. Глаза заплаканные, но смотрят строго, – как это давал адрес?
– Я докладывал ему, когда…
– Начальник твой?
– Не то, чтобы… Хотя вряд ли ты его застанешь по этому телефону.
– Скажи адрес, я пошлю кого-нибудь, чтобы нашли.
– Да не знаю я адреса. Только фамилию, имя и номер машины.
– Напиши, может быть, найдем, – голос Марины стал спокойным и деловитым.
Гаврилин положил исписанный листок на центр стола, возле вазы с цветами:
– Если не получится – не страшно.
– Иди, я буду ждать, – странное промелькнуло в голосе Марины, Гаврилин попытался понять что именно, но тут в комнату влетела завернутая в махровое полотенце Динка.
– Спасибо, Мариночка, просто класс, а ты куда? еще вернешься? ты мне обещал? и шампанское? И…
– Он вернется, Диночка, он обещал.
Гаврилин хлопнул дверью, спустился по лестнице в липкую темноту ночи. Ни луны, ни звезд на небе не было, тяжесть черного неба душно навалилась на плечи. Когда кончится эта проклятая духота? И когда кончится эта ночь?
Навстречу Гаврилину шагнул силуэт, скользнул мимо, обдав казенным запахом кожи и пота. Гаврилин оглянулся.
В подъезд, из которого только что вышел Гаврилин, вошел мент. Не мент, а мусор, автоматически поправил себя Гаврилин. Это был тот же самый старший лейтенант, которого Гаврилин видел возле кафе и который уже ночью угрожал женщине.
– И не спится ему? – отстраненно подумал Гаврилин. И забыл об этом. Все его мысли уже были в больнице.
Мусор
Жену старшего лейтенанта милиции Мусорского распирали два противоречивых желания. С одной стороны ей безумно хотелось узнать подробности о всех убийствах этого дня. С другой – очень хотелось рассказать о том, как Марина расправилась с приезжей шлюхой.
В гостиницу уже приходили за вещами этой шалавы, и Мусорка знала, что с потаскухой кто-то расправился. Кто-то! Это пусть они там думают, кто именно разделался с этой… Марина убрала конкурентку. И как убрала!
Мусорка была почти счастлива тем, что именно она обратила внимание Марины на шлюху.
Мусор на непривычную оживленность супруги внимания не обратил. Он был слишком погружен в свои мысли. Возле гостиницы Малявки тоже не было. Как сквозь землю провалился. Вот это беспокоило участкового. Все эти кинутые, все эти разлетающиеся на осколки и брызги лица – все это отошло на задний план и не волновало Мусора. Как и мысль о предстоящей смерти Нинки. Было и было. Будет в свое время.
А Малявка… И раньше Мусоргский чувствовал в себе силы раздавить это ничтожество. После всего произошедшего возле дома Кинутого – тем более. Просто взять и убить.
Злая сила распирала Мусора изнутри, требовала немедленного действия, но ударить было некого.
Для Мусора это было странно. Когда хочешь убить, но понимаешь, что это выше твоих сил – к этому Мусор привык давно. Это злило, жгло, заставляло искать другие способы отомстить. Но это не превращалось в цель.
Если не удавалось сразу выплеснуть свою злобу, то она просто отходила в глубину и ждала там своей минуты. Не сегодня так завтра. И те, кого Мусор все-таки решал избить, как вот Кинутый, терпеливо стояли и ждали, пока иссякнет гнев участкового, когда сочтет он наказание достаточным. Нинка терпеливо ждала, пока он кончит. А теперь терпеливо ждет, когда он ее убьет.
Теперь же злость почувствовала свою силу и требовала, требовала, требовала… А Малявка не стоял и не ждал удара. Этот пропойца имел наглость исчезнуть. Этого не простил бы ему ни участковый, этого не простил ему и Мусор, уже познавший пьянящее наслаждение убивать.
– Марина глянула на нее и вышла. Я сразу подумала – вот шлюха сейчас и схлопочет! И точно. Кто-то из ваших приходил, выяснял, говорит, ту девку в больницу повезли.
– Из наших?
– Ну, лейтенант молодой, из управления.
Мусор не сразу понял, о чем идет речь. Мусорке пришлось терпеливо повторить свой рассказ. При этом она старалась говорить тише, когда к их столику в ресторане подходил кто-нибудь из официантов, убирающих со столов.
