Володя выстрелил. Пуля ударила сержанта в середину груди и отбросила его. Падая, сержант широко взмахнул руками, словно пытаясь удержать равновесие, пистолет вылетел из его руки и полетел в лицо напарника, который пытался передернуть затвор своего пистолета, забыв снять его с предохранителя.
Металл пистолета рассек ему бровь, он шарахнулся к стене, опуская оружие и прикрывая лицо левой рукой. Это продлило ему жизнь. На несколько секунд.
Володя дважды выстрелил в лицо милиционера с автоматом. Тот успел только оглянуться, повернуться ему не хватило времени.
Лицо этого Володе было незнакомо, но уже ничто его не могло остановить. Тело автоматчика полетело вперед, словно он нырнул в воду, но Володя уже не смотрел на него, а выстрелил в того, что пытался стереть с глаз кровь из рассеченной брови. В глубине коридора Володя увидел еще один мундир. Милиционер даже успел выстрелить, и пуля ударилась в стену. Милиционер успел нажать на спуск еще дважды, но эти пули уже ушли в потолок – пуля из Володиного пистолета глухо вошла ему в живот.
Сволочи, сволочи, сволочи. Надо уходить. Надо уходить. В коридоре были люди. Медсестра сидела на полу и визжала, зажав уши руками, чуть дальше стоял кто-то в белом халате и двое в обычной одежде. Уходить.
Володя повернулся к лестнице, шагнул, придерживая Дашу на плече. Все будет хорошо, все будет хорошо…
Сдвоенный удар в спину и грохот. Автоматная очередь. Володю толкнуло вперед, он сделал два шага, чтобы удержать равновесие, обернулся. Еще один удар. На этот раз в грудь.
В коридоре стоял милиционер и стрелял из автомата. Он выскочил из палаты на звук выстрелов и открыл огонь на поражение сразу, без предупреждения.
Автомат трясло в его руках так, что новая очередь прошла слишком высоко над Володиной головой, обсыпав его штукатуркой.
Что-то случилось со зрением Володи, он не мог видеть подробности, только темное пятно на белом фоне стен. Володя поднял пистолет и выстрелил. Милиционер шарахнулся в сторону, новая очередь разнесла кафель справа от Володи.
Володя снова выстрелил. Раз, другой. Автомат захлебнулся, но Володя выстрелил еще трижды. Он не видел, как его пуля пробила плечо милиционеру, и тот сполз по стене, оставляя ярко-алый след, как две последних пули, выпущенные уже наугад, свалили на пол Свата, который так и не догадался упасть на пол во время перестрелки.
Все внимание Володи сосредоточилось на том, чтобы не уронить Дашу. Он шагнул на лестницу, замер, а потом двинулся вниз, опираясь плечом о стену.
Навстречу ему, снизу, послышались шаги. Володя шагнул в угол, в тень возле ящика пожарного крана. Снизу бежал милиционер, дежуривший в приемном отделении. Володю с Дашей на плече он не заметил.
Володя попытался прицелиться ему в спину, но рука не хотела подниматься. Ставший вдруг невероятно тяжелым, пистолет тянул руку к полу.
Ничего, все самое трудное уже позади. Сейчас они уйдут отсюда, машина стоит прямо перед больницей. Они уйдут.
Володя даже не заметил на первом этаже дежурную. Он не стал искать дверь, а просто выпустил оставшиеся в пистолете пули в огромное окно вестибюля. Стекло с грохотом обрушилось, Володя прошел по стеклу, вышел на улицу.
Возле машины остановился, попытался открыть дверцу, но мешал пистолет в правой руке.
Потерпи, сейчас. Володя попытался сунуть пистолет за пояс, но тот выскользнул из руки и упал на дорогу. Борясь с накатывающейся темнотой, Володя положил Дашу на заднее сидение, а сам сел за руль.
Все, Даша, мы поехали. Володе показалось, что это он сказал вслух.
Наблюдатель
Люблю тихие курортные города, подумал Гаврилин. Люди здесь добрые, ласковые. Еще и заботливые. Приходят в гости к больным, запросто так, не унижая их ненужной жалостью и не скатываясь до отвратительной щепетильности.
Пусть и больные себя почувствуют нормальными людьми, не ущербными, а полноценными членами общества. Все эти сю-сю, не курить, не шуметь – как они должны надоесть пациентам хирургического отделения, с какой радостью они должны приветствовать этот загремевший среди ночи стол, звон бьющегося стекла, жизнерадостный голос припозднившегося молодого человека.
Гаврилин дверь приоткрыл, но в коридор выходить не стал. Хватит. Он уже умный. Уже совсем. Он уже тут и в кафе сидел и ночью на пляж ходил. Хватит.
Если он напророчил, то это совершенно спокойно могли посетить больницу его подопечные. И тогда стоять в коридоре все равно, что прогуливаться по тиру во время стрельб. Гаврилин осторожно выглянул в коридор и с облегчением отметил, что ситуация вроде бы под контролем. Но не у милиции. Это уж точно.
Милиция явно натолкнулась на крупную фигуру. Вон, часть милиции на карачках елозит по полу, а еще две части пробежали в район гвалта с обнаженными стволами. Теперь им ужасно стыдно. Пистолеты они сунули в кобуры и занялись общественно полезным трудом по подниманию перевернутого стола.
Да, наша организованная преступность кого хочешь организует, даже милицию. Даже медсестра оживилась и бодренько так побежала по коридору – спать, всем спать, по палатам.
Гаврилин уже собирался закрыть дверь, когда виновник всего торжества с окровавленной физиономией проследовал за всклоченным спросонья дежурным врачом.
Это кто же его так? Не повезло мужику. И кровь такая неприятная, густая, и место раны нехорошее. Как бы не глаз. Гаврилин проводил раненого взглядом, обернулся и натолкнулся на неприятный взгляд того, кто произвел весь шум и навел порядок среди милиции.
