помимо мыслей неприличных и похотливых, еще и какое-то наблюдение. Осмыслить его времени уже не нашлось. Некогда было.
Поздравляю вас, Сашенька, уже у вас времени и на то, чтобы подумать не остается. Отлично, сказочно, просто волшебно. А еще не остается времени на то, чтобы понять, а куда это, собственно, они движутся.
А двигались, они, собственно, по темной улице, между темными домами. Оглушительно трещали цикады. Им даже иногда удавалось перекрыть щебетание дамы.
– …думаю – все, полный тебе писец. Тогда я бутылку в него ка-ак… блин, хотела по голове, жалко – промазала. А он как побежал, я к тебе, ты знаешь, какое у тебя было выражение лица?
– Какое? – спросил Гаврилин понимая, что пора превращать монолог в диалог, если он рассчитывает получить хоть какую-нибудь информацию.
– Как будто тебя кто-то в задницу…
– Попрошу выбирать выражения. Тем более что вряд ли ты хорошо знакома с выражением лица мужчины в таком случае.
– Это девки так говорят. Правда, класс? – Динка довольно засмеялась.
– Твоим девкам рот с мылом надо помыть. И тебе, кстати, тоже.
– Можно подумать, ты сам не материшься. Знаю я вас, приличный интеллигентный, а как заведется – такое говорит! Или хочет, чтоб девки говорили.
– Богатый у тебя опыт, – сказал Гаврилин и подумал, что девчонка – таки проститутка.
– У меня не очень, – с сожалением ответила Динка, – а вот девки рассказывают. Знаешь, что некоторые мужики в постели вытворяют?
– Курортники?
– Курортники… – передразнила Динка, – местные.
– Блатные?
– Блатные ничего не выдумывают. Напился, вставил, кончил и спать. Им девки нужны, чтобы отдохнуть и расслабиться. А вот те, что от жены своей на пару часов сбежал – эти как вцепятся…
– Девки рассказывали? – дурацкий разговор, но Гаврилин почему-то не хотел его прерывать.
– И девки тоже. – Динка вдруг оживилась. – В прошлом году прикололись, девки чуть не обоссались от смеха.
– Диана! – ханжески сказал Гаврилин.
– Просто кипятком по ногам. Прикинь, сижу я в «Конфетке», подлетает ко мне Милка, просто угорает. Я ей, мол, чего ржешь? А она говорит, что только что девку снял физик из нашей школы и пошел к ней. Физик этот – сука редкая. «Ни один человек из бездельников у меня больше тройки не получит!» – противным голосом сказала Динка, очевидно передразнивая. Ну, думаю, падла, я тебе сейчас устрою. И бегом с Милкой к той девке. Она дверь не закрыла. Окна у нее завешены, темно. Ну, она ему нагрузила, что подмыться надо и такое прочее, она вышла, а я зашла.
Бедный физик, подумал Гаврилин.
– Оттрахала его как следует, чего он только не делал! А потом Милка с той девкой свет как включат! А Милка еще и «поляроидом» щелкнула.
– Физик был счастлив? – поинтересовался Гаврилин.
– Ага, он потом меня до конца учебного года просил, чтобы я ему фотку отдала.
– И ты?
– Отдала, когда он мне пять в году поставил.
Да, подумал Гаврилин, а ведь если бы не пошел я после университета в шпионы, сейчас бы тоже, наверное, в школе работал. Пятерки бы за год ставил.
И опять первой сумела отреагировать Динка. Вначале Гаврилин понял, что его тянут к дереву, потом почувствовал, как ему в рот вдавились чужие губы и только потом услышал, что по улице, навстречу их с Динкой движению, идет группа людей.
– Кто это тут? – вспыхнул луч фонаря, неторопливо прошелся по веткам и листьям и остановился на Гаврилине.
– Это… – оторвавшись от Динки, Гаврилин обернулся лицом к свету и попытался рассмотреть подошедших.
Как там у нее с физиком было? Осветили, «поляроидом» и чуть от смеха не обоссались? Вот будет смеху, если Диночка решила его чуть-чуть пошантажировать, и его сейчас заберут в ментовку за совращение малолетней.
– Развлекаешься? – спросили из-за фонаря.
Гаврилин ответить не успел, Динка вынырнула из-за него на свет. Да, подумал Гаврилин, зрелище еще то – юбка задрана по самые некуда, нижнее белье достаточно стянуто книзу, помада размазана на поллица. Если бы он сам увидел все это со стороны, то никакого сомнения о том, что пару спугнули за пять минут до начала процесса, у него бы не осталось.
– Фонарь убери, придурок, – щурясь, решительно сказала Динка, – не видишь – отдыхаем?
Фонарь погас, и у Гаврилина перед глазами поплыли пятна.
– Это с тобой кто?
