когда решение принято – все происходит как бы само собой. Как песчинки, падающие в песчаных часах.
Ничего от них не зависит. Кто-то имеющий власть перевернул часы, и... И нет никакой необходимости приказывать каждой новой песчинке падать вниз. Все предрешено и подготовлено. Подготовлено и предрешено им, Кардиналом.
И только он, Кардинал, знает точно, какая роль кому отведена в готовящемся представлении.
Толпа похожа на ребенка.
Толпа искренне верит в то, что кукла живет своей собственной жизнью, что она суетится, кричит, смеется, плачет и умирает по собственной воле. А, то что этой куклой кто-то управляет...
Наигравшись старой куклой, ребенок может отшвырнуть ее прочь, увидев новую. Отшвырнуть, оторвав предварительно голову.
Это, вообще, так весело – ломать куклу.
Кардинал посмотрел вверх, на низкий потолок, словно действительно мог увидеть сквозь камни и землю здания и людей Вечного города. Руины былого величия и жалких наследников былой славы.
Как они кичатся своей родословной! Как любят называть себя римлянами! Патриции в драных плащах. И им невдомек, что веками они воюют против обычной куклы. Что веками они прославляют обычную куклу. Странную куклу, с глупой шапкой на голове и со странным посохом в руке. Сколько таких кукол толпа уже сломала и вышвырнула, сколько заменила такими же точно куклами...
– Надеюсь, – Кардинал посмотрел на епископа, – надеюсь, вы не забыли предупредить вашего герцога о своем отбытии.
– Естественно... Конечно. Как вы и просили... приказывали. Я сообщил, что вынужден немедленно отправиться в Рим, – епископ зачастил, голос стал немного растерянным и виноватым.
Епископ не понимал, почему его так внезапно вызвали. Перед самым началом важных... важнейших событий. Того, что должно изменить весь мир. Он и не должен был понимать.
Он должен был провести переговоры с герцогом.
И блестяще их провел.
Это, кстати, было не слишком трудно, если учесть приграничные проблемы. Ересь еще терпима, когда она в хибарах и пещерах. Но если она проникает в дворцы и замки... Если сам граф оказывает покровительство и защиту еретикам. Хотя графа тоже можно понять – большая часть его подданных верит чистым, видит только то, что чистые хотят им показать. Плоть от дьявола, лишь душа от бога.
Очень удобно. Если бы это не противоречило Библии и не вело к гибели Церкви.
Хотя герцогу, положим, наплевать на Церковь и Библию. Но то, что буйные соседи с юга под замечательные призывы бороться за духовную чистоту вырезают деревни и уничтожают церкви, эти кучи камней, как они их называют...
Герцогу просто предложили возможность поправить свои дела и совершить богоугодное дело.
Почти крестовый поход, усмехнулся Кардинал. Никто еще не догадался объявлять внутренние крестовые походы. И слава Богу. Все будет решено иначе.
Еще епископ должен был позаботиться о наборе наемников. Решено было не привлекать рыцарство... Без особой нужды, естественно. Сотней-другой славных благородных воинов придется пожертвовать, но это не страшно. У них такое предназначение – умирать в грязи, смешанной с навозом и кровью.
– Ты никогда не задумывался – зачем мне колдуны и ведьмы? – спросил внезапно Кардинал.
Епископ замолчал на полуслове, вздрогнул. Задумывался? Конечно, задумывался. Ночами думал, когда только получил такой приказ – брать нечисть живьем и... Оборотней и упырей допрашивали специальные люди на месте. Один раз епископ видел, как допрашивают оборотней и упырей. Только один раз смог преодолеть свою брезгливость. А ведьмы и колдуны...
– Задумывался... – с довольной интонацией протянул Кардинал. – И что придумал?
– Я...
– Ничего ты не придумал, бедняга. Ибо избран был из толпы не за свои качества мыслителя, а за исполнительность и жадность, – Кардинал тихо засмеялся.
Любил он в разговорах вот так поставить на место собеседника, забывшегося на мгновение.
– Хочешь встретиться с одним из тех, которого послал ко мне? – спросил Кардинал.
Епископ неопределенно пожал плечами.
– Правильно, не твое желание здесь валено, а моя воля. И ты встретишься с одним... как минимум, с одним из них. Скоро. А сейчас...
Из темноты коридора появилась еще одна тень. Приблизилась к столу. Епископ в ужасе смотрел на нее, пытаясь понять – человек это или действительно ожившая тень.
– Ты хорошо служил, – сказал Кардинал. – Точно выполнял мои приказы. Преодолевал соблазны... Тебе ведь очень хотелось отхлебнуть немного вечной жизни...
Ведь хотелось?
Епископ кивнул. Этот дразнящий запах... И раны, затягивавшиеся от одной только капли снадобья. Сколько раз он был готов наплевать на все и... И снова сдерживался. Невозможно скрыть это преступление, было сказано в письме, помеченном двумя буквами. И совершивший его будет настигнут либо карой Божьей, либо местью дьявольской.
– Ты заслужил, – сказал Кардинал. – Теперь – ты заслужил.
Тень возле стола шевельнулась, и епископ увидел кувшин. И ощутил наконец тот самый запах.
