ей только дождаться, когда откроются после зимы дороги, как к замку начнут съезжаться благородные рыцари из самых лучших семей.
Начнут-начнут, сколько их мается в ожидании хоть какого завалящего замка!
По этому поводу она далее дала отставку папиному пажу, согревавшему ее иногда в холодные ночи. Паж, естественно, возмутился, попытался настаивать – и умер, получив стилет в горло.
Папины дочки умели добиться своего. Трижды жених ходил к замку уговаривать. Сестры стояли на башне и отвергали его предложение в выражениях, свидетельствовавших о серьезных недостатках в их воспитании.
Потом начались штурмы. Или что-то вроде того. Если можно назвать штурмом то, что шесть десятков насквозь мокрых вояк, проваливаясь почти по колено в холодную грязь, оскальзываясь и теряя башмаки, подходили ко рву перед воротами и пытались этот самый ров завалить хворостом.
Осажденные не мешали. И чего суетиться? Потом, когда работа уже почти была выполнена, на хворост выливалась горящая смола, которая рано или поздно этот самый хворост поджигала. А если осаждавшие намека не понимали, из замка вылетала стрела и отправляла одного из воинов либо в могилу, либо в палатку к раненым.
Можно было, конечно, и больше народу изувечить, но, опять таки, зачем? Риску ведь от штурмов никакого, а развлечение есть.
По вечерам сестры пели ангельскими голосами, сидя в башне у окна, которое, по такому поводу, специально открывалось. Жених, заслышав песню о благородном рыцаре, совершившем подвиги, чтобы овладеть сердцем прекрасной дамы, тихонько выл и отправлялся пить. Вина он с собой захватил много. Думал, на свадьбу.
Так что упоминание каких-либо баб, дам, девок или шлюх при Младшем могло привести к самым непредсказуемым последствиям. На этот раз – пронесло.
Младший вышел из шатра и пошел к лесу, стараясь не глядеть на замок. Надо было что-то решать. Правильнее всего – собрать свои вещички и отправиться к себе в пещеру, сырую и темную, но, в общем, уютную и безопасную. И после этого терпеть истории о неудачнике рыцаре, не сумевшем жениться.
Ну и черт с ним, махнул рукой Младший и приготовился исполнить последовательно три дела: справить нужду, вернуться в шатер и объявить о своем решении. Но успел выполнить только первое.
Из лесу послышались человеческие голоса и ржание.
Женихи, твою мать, подумал Младший и побежал к шатру за доспехами, на ходу соображая, откуда эти охотники до чужих невест проведали о смерти барона.
А если нелегкая принесла не жениха, а кого-то из многочисленных врагов Младшего, то бежать ватаге было некуда. Оставалось умереть между замком и противником – или сдаться. Чтобы потом умереть на виселицах.
Это понимали все, поэтому вооружались и строились без суеты, но быстро.
– Кто едет? – крикнул Столб, как самый голосистый из ватаги. – Кого там принесло в лагерь благородного рыцаря?
Лучники Младшего воткнули в грязь перед собой по десятку стрел, натянули луки.
– Я вот луки поотбираю сейчас и об спины переломаю, – раздался из темноты уверенный голос. – А вашему благородному рыцарю шпоры в задницу затолкаю. С цепочкой.
Младший скрипнул зубами.
– Что, не поняли? – спросил тот же голос, и из темноты вдруг вылетел камень и ударил в самую середину сторожевого костра.
Искры и горящие поленья полетели во все стороны, но не меткость броска потрясла ватагу Младшего. Камень был почти сажень в обхвате, и метнуть его могло только одно из сложных осадных устройств. Или великан.
Мысли отчего-то больше склонялись в сторону великана.
– Не трусь, благородный, – голос из темноты звучал весело и даже задорно. – Это Охотничий отряд ордена Черного Креста. Отряд Ловчего. Слышал про такой?
Младший облегченно выдохнул. Уступить Охотникам было не позорно. Охотники, они Охотники и есть. Даже сам Младший, по молодости, мечтал прибиться к такому Отряду и гонять нечистую силу по лесам и долам. За деньги, почести и славу.
Потом как-то раз довелось присутствовать при чистке одним из отрядов упырьева гнезда... Из отряда уцелело меньше половины, причем троих укушенных добили свои.
Тогда из полусотни ратников, приданных графом, уцелело разве что с десяток, а сам Младший опомнился только когда прибежал, растеряв все свое оружие и доспехи, в папин замок.
И никто его в этом не упрекнул.
А сейчас оставалось только надеяться, что Охотникам компания Младшего понравится. А там, если все будет нормально, удастся...
Ловчему рыцарь не понравился.
Восемнадцатилетний урод, неизвестно кем посвященный и добывающий себе хлеб насущный разбоем. Разбоем же норовящий себе и жену раздобыть. Да еще и возомнивший, будто Охотничий отряд поможет ему в этом деле.
Возник даже соблазн исполнить давешнюю свою угрозу, до потом Ловчий решил сдержать души своей порывы, дождаться утра и, договорившись с девками из замка, проследовать дальше, к месту сбора войска, непонятно для чего собираемого герцогом при поддержке святой церкви.
Святая церковь придавала этому войску такое значение, что даже потребовала в письме, переданном через Егеря, присутствия в войске обоих Смотрящих за Договором.
