позаботимся.
Другой голос, высокий и чистый.
— Они выслали вертолет?
Ответа он не расслышал, но услышал собственный голос:
— Нет… я не хочу. Я не хочу…
— Лежите-лежите, мы вам поможем.
Он не чувствовал никакой боли и вообще не чувствовал своего тела. Что случилось? У него перед глазами стояла Ханна. И море. Широкие замерзшие пляжи. И две маленькие девочки в шапках, с пакетами конфет. Две маленькие…
— Девочки? — снова его голос, он как будто жил теперь собственной жизнью.
— Да?
Звук вращающихся лопастей. Или это ему снится?
— Там были две девочки.
Вмешался новый мужской голос:
— Нам нужно его перенести.
— Девочки.
Кто-то его поднял, как во сне из самого раннего детства мама поднимала его и прикладывала к груди. Катрине. Перед глазами теперь стояла Катрине, она вышла из темноты, прижалась к нему и прошептала:
— Нильс. Ты разве не должен быть сейчас в аэропорту?
— Раз, два, три.
Кто это кричит? Он сам?
— Морфин, сейчас же, — сказал далекий голос. Да, морфин. И сесть в катер. Койка в каюте. И прочь из Копенгагена, к английскому берегу, подумал он. Или даже еще дальше.
— Я надеваю на вас кислородную маску. — Голос теперь пробирал до костей, его неприятная высота чувствовалась почти физически. — Ваши легкие…
Он услышал, как кто-то говорит: «Легкие разорваны». Горячо. Он повернул голову.
— Нужно разрезать рубашку.
Звук рвущейся материи.
— Ханна? — Она лежала рядом, с закрытыми глазами, в кислородной маске и под капельницей.
Это выглядело смешно. Он даже собирался рассмеяться и спросить:
— Почему ты тут лежишь?
Вместо этого в его голове раздался какой-то звук, который мог значить только, что мир вокруг рушится, после чего последовала зловещая тишина.
— Вы меня слышите?
Новый голос.
— Я врач.
— Ханна…
— Ваша жена без сознания. Мы сейчас отвезем вас на вертолете в Орхус, в больницу Скайбю, там вы… — Его перебили, кто-то его поправил, короткий спор: — Ожог на спине!
Врач продолжил:
— Мы отвезем вас на вертолете в Королевскую больницу, это всего на пару минут дальше. Там самое большое ожоговое отделение в стране.
— Королевская больница…
— В Копенгагене. Вы меня понимаете? Вы меня слышите? У вас, похоже, серьезный ожог на спине.
— Королевская больница…
Врач шепотом советовался с остальными, голоса исчезали и появлялись снова.
— В машине был пожар?
— Нет, кажется, нет.
— Тогда я не понимаю.
Лицо приближается к его лицу. Серые и полные серьезности глаза.
— Он без сознания.
Другой голос:
— Он умирает?
— Он пришел в себя.
— Только не Короле… больни… Не…
До Нильса дошло, что он не в состоянии ворочать языком. Он говорил, не издавая ни единого звука. Потом кто-то снова накрыл его одеялом.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Книга Авраама
Исаак сказал: вот огонь и дрова, где же агнец для всесожжения?
Авраам сказал: Бог усмотрит Себе агнца для всесожжения, сын мой.
И шли далее оба вместе.
1
Нильс был без сознания, однако приди он в себя, он увидел бы, как вертолет садится на площадке на крыше Королевской больницы, как врачи и санитары вынимают его, перекладывают на каталку и бегом спешат по маленькому коридору, ведущему к лифту.
Его везли рядом с Ханной. Он, наверное, очнулся, по крайней мере мог слышать глухие голоса, обрывки фраз, отдельные слова:
— Попали под поезд… Нет, сбиты машиной на переезде… Почему не в Скайбю… Плохие погодные условия… ожоговый центр… Отделение травматологии…
Одну фразу он услышал ясно и целиком:
— Пульс не прощупывается.
Кто-то ответил, кажется, даже завязался спор, хотя Нильс не был в этом до конца уверен. Он увидел, как он сам протягивает ей руку, услышал, как сам шепчет:
— Ханна.
— Почти на месте.
— Ханна.
— Она уходит. Нам придется начать…
Нильсу показалось, что они остановились, но потом сквозь морфиновый туман он увидел, что остановилась только Ханна, его самого везут дальше, и это было самым ужасным моментом за все последнее время, хуже самой аварии, хуже той секунды, когда в него врезалась машина. Нильсу показалось, что его разрывают на две части, и краем глаза он увидел — или это только его воображение? — что врачи стоят, склонившись над ней, и…
Он снова потерял сознание.
