Нильс попробовал пошевелить ногами, превозмогая боль, и мало-помалу заново обрел над ними контроль. Своих бедренных мускулов он не чувствовал и бился, пытаясь их оживить. Сначала его усилия были безрезультатны, но Нильс не сдавался и наконец почувствовал, что мускулы начинают его слушаться. Вопрос был в том, достаточно ли этого для того, чтобы спустится в архив.
Нильс остановился, услышав крик. Ханна? Нет, не может быть, она слишком далеко.
Он ковылял, как старик, боль в щиколотке позволяла ему делать только крошечные шаги. Свинцовой тяжести голова бременем висела на шее — так что Нильсу хотелось снять ее и понести под мышкой. Пара сломанных ребер стремилась вырваться из тела… Ему думалось, что его тело вообще стоило бы разобрать на составные части и сложить в таком виде на полку до лучших времен.
Он целую вечность ждал лифта, и когда тот наконец приехал, Нильса встретил сонный взгляд санитара, нимало не удивленного тем, что искалеченный пациент встал с кровати. Лифт спустился в подвал, почти не сбросив при этом скорость, Нильс еле удержался на ногах.
Он вышел и осмотрелся. Табличка с надписью «Служебный вход», стопка упакованных в целлофан матрасов в углу, чуть дальше по коридору виднеется тележка уборщицы. Ряд потертых металлических шкафчиков вдоль стены, как в американской школе. И двери — бесконечное количество дверей вдоль коридоров, как будто выстроившиеся в шеренгу тайны. Нильс подергал пару ручек, но везде было заперто. Единственное помещение, в которое ему удалось попасть — и то дверь сюда наверняка просто забыли запереть, — оказалось чем-то вроде мастерской. Несмотря на скудное освещение, Нильс рассмотрел ящики с инструментами, верстаки, пилы, молотки и отвертки. Он вернулся обратно в коридор. Там ли он ищет, действительно ли архив находится где-то здесь? Он попытался воскресить в памяти тот недельной давности день, когда он обежал всю больницу — видел ли он тогда архив?
Голоса.
Из своего укрытия за прислоненным к стене матрасом Нильс слышал, как рядом прошли двое мужчин. Один из них звонким голосом сказал, что его жена боится секса, как огня, второй засмеялся. Потом они зашли в лифт. Нильс подождал немного, прежде чем двинуться в противоположном направлении. Идти было по-прежнему больно, он ступал очень медленно, но потихоньку стал привыкать к боли. Теперь, когда щиколотки потеряли всякую чувствительность, ему мешали главным образом ребра. Он оперся о стену.
«Центральный архив».
Табличка и указывающая направление стрелка снова придали ему энергии. Он пошел дальше по коридору, завернул за угол и в нерешительности остановился перед дверью. На ней не было таблички «Архив», но это была единственная дверь, на которую могла указывать стрелка. Заперто. Естественно. Что теперь? Может ли он ее выбить? Наверное, мог бы, если бы был в своей обычной физической форме. Но не сейчас. Да и к тому же получилось бы слишком шумно. Мастерская!
Ноги Нильса действовали быстрее, чем мозг, они уже возвращались обратно по коридору. Дверь была по-прежнему не заперта. Он решил рискнуть и включил свет, осветив развешанные по стенам плакаты с голыми девушками и шарф футбольного клуба «Копенгаген» на спинке стула. Нильс открыл один из ящиков и достал оттуда большую отвертку. Молоток висел на стене, на двух гвоздях. Кто-то даже обрисовал его контур фломастером, и Нильс подумал о местах преступления и аккуратных полицейских контурах на полу вокруг убитых.
Наконечник отвертки был достаточно мал для того, чтобы поместиться в крошечной щели между дверью и косяком, прямо над замком. Нильс ударил и после первого же удара понял, что дверь скоро поддастся. Отвертка вошла в щель на несколько миллиметров глубже. Десять тяжелых ударов спустя металлический замок выскользнул из своей оправы. Какое-то время Нильс постоял, приходя в себя. Потом сделал глубокий вдох, попробовал сосредоточиться и шагнул в Центральный архив Королевской больницы.
Пятнадцать километров историй болезни — теперь Нильс вспомнил слова медсестры. Интересно, сколько их здесь всего — сотни тысяч? Миллионы? Мужчины, женщины и дети всех возрастов. На каждого, кто лечился в Королевской больнице в течение последних семидесяти лет, была заведена папка.
В воздухе чувствовался легкий запах нашатыря. Нильс остановился и прислушался. Тихий, постоянно вибрирующий звук ламп и труб, который замечаешь обычно, только когда он исчезает. Он включил свет, задержал дыхание и удрученно взглянул на бесконечные ряды архивных шкафов, ящиков и полок, которые простирались насколько хватало глаз. Вспомнил слова медсестры о том, что всего несколько человек могут ориентироваться в архиве. Да уж, теперь он охотно в это верил. Когда архивариус — кажется, она сказала, что его зовут Бьярне, — соберется на пенсию, нелишним будет найти ему замену заблаговременно, чтобы осталось побольше времени на обучение.
Нильс вдруг услышал звук, который заставил его выключить свет.
Голоса. Кто-то мог заметить, что дверь открыта, или увидеть свет и заинтересоваться, кому это понадобилось спускаться в архив в такое время. А может, это просто голоса у него в голове? Голоса, вызванные растущей паранойей, которая вот-вот возьмет верх над всеми его чувствами? Нильс решил рискнуть и продолжить поиски, снова включил свет и пошел, хромая, вдоль рядов полок и шкафов. Его мучило подозрение, что он вошел с черного входа, может быть, если начать с другого конца, ему легче будет сориентироваться. Дойдя до двери в противоположном конце архива, он увидел старый потертый металлический письменный стол с ржавыми ножками, заставленный кофейными чашками и полупустыми стаканами с водой. Нильс осмотрелся вокруг. Здесь обязательно должна быть какая-то четкая система, просто нужно ее узнать.
Его взгляд упал на ряд книг в кожаных переплетах, стоявших на нижней полке, потом скользнул выше, и Нильс понял, что такими книгами заставлены и другие стеллажи. Он вытащил одну из книг. У него в руках оказался список всех пациентов, выписавшихся из Королевской больницы в 1971 году. 1971 ему ни к чему. 1966. 1965. Он перешел к полкам на противоположной стороне. 1952. 1951. 1940-ые годы. Нильс почувствовал, что сердце забилось быстрее. 1946. 1945. 1944. И наконец: 1943. 1943 годом были помечены несколько книг, он пролистал первую из них. Страницы тонкие, как пергаментная бумага, часто склеенные между собой — книгу много лет не открывали. Он поискал на букву В, Ворнинг, но ничего не нашел. Почему? Неужели списки ведутся не в алфавитном порядке? А, вот в чем дело: алфавитный порядок начинается заново в каждом месяце, и это том за январь, февраль и март 1943. Он вернул его на место и снял с полки следующий. Апрель, май, июнь 1943. Здесь было двое по фамилии Ворнинг — Юля и Франк. Никакого Торкильда. Новый том, несколько страниц в нем плохо закреплены. Июль, август, сентябрь. В июле его нет, в августе тоже. Но в книге выписок за декабрь 1943 внизу страницы он наткнулся на имя Торкильд Ворнинг. Нильс нашел в ящике ручку и переписал себе на руку, чуть повыше пластыря, закрывающего след от катетера: «Отделение Н, картотечн. № 6.458». Потом он вернулся в коридор.
Что теперь? Только сейчас он заметил маленькие, от руки написанные таблички на полках. Буквы.
