кладовые. «Хранилище Б2. Рентген/разное». Никаких комнат отдыха. Ханна подумала о Сёрене Кьеркегоре, который всю жизнь передвигался в пределах нескольких квадратных метров — и даже выходя иногда на короткую прогулку, все равно оставался полностью погружен в свои мысли. Для того чтобы просчитать весь мир, не требуется много места — да что там много, иным вообще достаточно бочки. «Кладовая/анестезия». Она не слышала больше шагов Нильса и завернула за угол, погруженная в мысли о философах в бочках. Грек Диоген, один из основателей кинизма. Слово происходит от греческого слова «собака». Диоген считал, что нам есть чему поучиться у собак: они инстинктивно отличают друзей от врагов. Люди же могут, сами того не подозревая, съехаться со своим злейшим врагом. Почему вдруг она думает об этом сейчас? Иногда ей приходится сомневаться в собственной нормальности из-за всех этих ассоциаций — хотя нет, теперь она поняла, откуда у нее в голове взялся сейчас Диоген: он ведь иногда выбирался из своей бочки и ходил по улицам Афин в поисках «настоящего человека». Хорошего человека. Диоген пришел Ханне на помощь — она, как и он когда-то, покинула сейчас свою бочку, чтобы найти подходящего человека.
Они с Нильсом одновременно с разных сторон завернули за один и тот же угол.
— Нашел что-то? — спросила она. — Все, уже закат. 15.48.
Он прошептал:
— Вот, здесь. «Комната отдыха».
Нильс вынул пистолет из наплечной кобуры, посмотрел на него несколько мгновений и спрятал обратно.
«Бог знает, что мы там найдем», — успела подумать Ханна, прежде чем он распахнул дверь.
Нильса встретила темнота, которую нарушало только слабое мерцание телевизионного экрана — и испуганный вскрик.
— Мария Делеран? — закричал он.
Кажется, на кровати сидит девушка? Нильс подошел на шаг поближе, шаря рукой по стене в поисках выключателя.
— Мария?
— Да.
— Вы одна?
— Да, — ответила она. Нильс прищурился, и контуры комнаты постепенно стали более четкими. Она действительно лежала на кровати. Нильс подступил еще на шаг ближе и только тогда заметил, что в комнате есть кто-то еще — какая-то тень попыталась проскользнуть мимо него.
— Стой!
— Что происходит? — закричала Мария.
Нильс снял пистолет с предохранителя.
— Да что, черт побери, происходит?! — снова закричала Мария.
Нильс не стал ждать, а протянул руку в темноту и схватил чей-то воротник. Обладатель воротника вырвался, ударил Нильса наугад и попал ему по лицу. Мария плакала. Падая, Нильс задел ее ногу своей левой рукой. Противник взгромоздился на него, пытаясь ухватить за голову.
— Свет, включи свет! — Нильс схватил мужчину за запястье, вывернул его и попытался встать на ноги — однако получил по голове прежде, чем успел подняться.
— Позвони охране! — приказал чей-то голос, это кричал мужчина, продолжая крепко удерживать Нильса за руку.
— Ханна! Включи свет.
Нильс выкрутился из рук противника и достал наручники. Наконец-то ему удалось схватить мужчину за руку. Быстрый поворот, крик боли, и Нильс с грубой силой бросил мужчину на пол. В то же мгновение Ханна зажгла свет. Полуголый мужчина успел проползти по полу полметра, прежде чем Нильс подтащил его обратно к кровати и защелкнул наручник вокруг железной перекладины.
Только теперь Нильс обратил внимание на голую перепуганную Марию, пытавшуюся накрыться простыней.
— Что… Что это такое?
Нильс тяжело дышал, из носа на рубашку текла кровь. Взгляд его блуждал по комнате, он смотрел то на Марию, то на прикованного к кровати ловкого и почти голого мужчину лет сорока, то на его висевший на спинке стула халат, на котором был бейджик с именем и должностью: «Макс Ротштейн, главный врач», то на открытую бутылку белого вина, стоявшую на маленьком столике. Потом снова на Марию, которая не сдерживала больше слез.
— Отвечайте! — сказала она, всхлипывая. — Что здесь происходит?
— Не она, — пробормотал Нильс. — Это не она.
— Что происходит?
Нильс обессиленно показал свое полицейское удостоверение, хватая ртом воздух. Ханна отступила на шаг назад и вышла в коридор.
— Который час?
— Нильс… это просто чистое сумасшествие.
— Кто-нибудь из вас мне объяснит, в конце концов, что тут происходит? — на этот раз кричал мужчина.
Нильс поднял глаза на экран маленького телевизора, работавшего в комнате отдыха: поверх вертолетных съемок «скорой», с сиреной пробиравшейся по городу, горела надпись «прямое включение».
— Включите звук.
Врач собирался снова выругаться, но Нильс не дал ему заговорить:
— Включите звук!
Никто не отреагировал. Нильс сам вскарабкался к телевизору и принялся возиться со звуком.
— Одному из участников климатического саммита стало плохо на решающем этапе переговоров. Приближенный к нему источник не исключает, что виной этому — нечеловеческое напряжение последних двух недель, связанное с тем, чтобы успеть заключить договор… как мы видим на экране, в эту минуту он прибывает в Королевскую больницу.
— О Господи, — сказала Ханна.
Вертолет новостного канала «ТВ2» так красиво снимал закат над городом. Последние лучи солнца.
— Который час?
— Это сейчас, Нильс. Или…
— Куда подъезжает эта «скорая»?
— Я сначала хочу знать, что тут происходит, — сказал врач.
— КУДА?!
— К приемному отделению, — ответила Мария. — Нужно подняться на лифте на первый этаж.
Ханна пыталась поспеть за хромающим Нильсом, но тот добрался до лифта гораздо раньше нее и принялся отчаянно жать на кнопки, как будто это могло ускорить дело. В конце концов она проскочила в закрывающиеся двери и встала рядом с ним.
В лифте они не сказали друг другу ни слова. Ханна едва отваживалась смотреть на него. Когда они вышли из лифта, она лишь внимательно следила за тем, какое впечатление он производит на окружающих. Удивляет, шокирует. Нильс хромал, он держал в руках пистолет и не делал никаких попыток остановить кровь из носа.
— Это полиция! Где приемное отделение?
Все указывали в одном направлении. Нильс ковылял в ту сторону, Ханна следовала за ним. Они как раз успели увидеть, как подъезжает «скорая». Бригада врачей стояла наготове; два полицейских мотоцикла, прокладывавших «скорой» дорогу в городе, отъехали в сторону, пропуская больничный
