Боль вытесняла из его мозга все – страх, надежду, расчет. Он очень хотел, чтобы боль прекратилась, чтобы она исчезла.
– Не тяни, Леня. Ты мне гораздо нужнее живой, чем мертвый. Но если придется… Я тебя просто так не отпущу. Ты умрешь, но все равно мне все скажешь перед этим. Мне придется делать ноги, но за двенадцать часов я смогу быть уже очень далеко. У меня будет новое лицо и новое имя… За четыре миллиона – это пара пустяков. И никто меня не найдет. Но я не хочу уезжать. Это крайний вариант. Я хочу остаться здесь. У меня еще разговор к Чайкиным. И еще кое к кому. Это деньги, пойми. И пойми, что мне не хочется их терять. Мне не хочется бросать на полпути дело, которое может приносить еще деньги. И власть. Пойми…
Лицо Шмеля наклонилось к самому лицу Липского. Леонид почувствовал его тяжелое дыхание на своем лице.
– Хорошо, – простонал Липский. – Ладно, я отдам деньги.
– Вот и славно, – усмехнулся Шмель. – Они в доме?
– Они точно в доме? – спросил Полковник у Владимира Родионыча. – Шмель и Леонид – в доме?
– Мне так сказал Гринчук. А как там на самом деле…
Полковник нажал кнопку на рации:
– Шторм-три, это Первый.
– Это Шторм-три.
– Возможно, и объект и заложник в доме. Не исключено, что пока заложнику ничего не угрожает. Тогда мы сможем просто войти.
– Вас понял, Первый. Работаем по варианту «Контроль».
– Хорошо, Шторм-три.
Полковник отложил рацию.
– Как думаете, Шмель действительно еще ничего не сделал Липскому? – спросил Владимир Родионыч.
– Не знаю. Вам же Гринчук сказал, что все будет нормально…
– Ну да, а ваш Гринчук никогда не ошибается, – язвительно улыбнулся Владимир Родионыч.
– Если Гринчук сказал, что все будет нормально, то все будет нормально, – очень серьезно сказал Полковник. – Но…
– Что «но»?
– Но я никак не могу приноровится и угадывать с первого раза, что именно нормально с точки зрения Гринчука. Поэтому, мне остается только надеяться.
– Я принесу деньги, – сказал Липский.
– Да, конечно, – кивнул Шмель, – а я пока приготовлю нам обоим кофе. Вместе пойдем. Это ведь в доме?
– Да, – кивнул Липский, – в доме.
– Очень хорошо. Просто замечательно. Пошли.
Шмель поднял за шиворот Липского с пола, поставил его на ноги и подтолкнул вперед.
– Веди.
Гринчук снова посмотрел на часы, потом перевел взгляд на дорогу. Зазвонил мобильник.
– Да?
– Они на подходе, – сказал Михаил.
– Понял, – ответил Гринчук.
Он застегнул куртку и вышел из машины.
Над городом стояло марево из рассеянного света, в котором вязли огоньки звезд, а тут, над пустырем, звезды были яркими и колючими. И ветер продолжал гнать поземку. И леденил лицо.
Гринчук поднял воротник.
Из-за бугра, со стороны автобусной остановки показался свет фар. Микроавтобус спецгруппы. Приехали.
Гринчук шагнул на дорогу и поднял руку.
– Первый, я Шторм-три, – подала голос рация.
– Я Первый, – ответил Полковник.
– На дороге человек. Поднял руку.
– Что за человек?
– Это Зеленый, – сказал Шторм-три. – Повторяю – это Зеленый.
– Остановитесь, – приказал Полковник и посмотрел на Владимира Родионыча.
Тот кивнул.
