На сцену вышел немного успокоившийся конферансье. Погас верхний свет, и снова подал голос оркестр, играя что-то возвышенное и утонченное.
– Нет, какой мужчина, – сказала соседка Полковнику.
– Ого-го! – согласился Полковник и встал из-за стола.
У выхода из зала он нагнал Гринчука и Владимира Родионыча.
Владимир Родионыч подозвал официанта с подносом, взял два бокала вина, один протянул подполковнику:
– За взаимопонимание.
– Извините, – спокойно ответил Гринчук, – до Рождества – не пью. Всего хорошего.
– И с кем попало не пью, – грустно сказал Владимир Родионыч, глядя на закрывшуюся дверь.
Заметив подошедшего Полковника, он протянул ему бокал:
– А вы пьете с кем попало?
– И что попало в том числе, – Полковник взял бокал, – за что выпьем?
– За оперативно-контрольный отдел, – сказал Владимир Родионыч.
Выпили.
– И дай бог, – сказал Владимир Родионыч, – чтобы не попасть этому отделу под горячую руку.
– И под холодную, не дай бог, – добавил Полковник.
– Как вы полагаете, он на меня сильно обиделся?
– Я полагаю, что он сейчас полностью удовлетворен. Как автор сценария и режиссер. А вы как чувствуете себя в роли актера, Владимир Родионыч?
– А я себя чувствую деревянной марионеткой. В ловких и натруженных руках.
– Это пройдет, – сказал Полковник.
– Он перестанет нас просчитывать на восемь ходов вперед?
– Вы просто привыкнете. И я привыкну, и даже начну находить в этом удовольствие.
– Все-таки вы умеете, Полковник, подбирать людей!
– У меня вообще бездна талантов, – ответил Полковник. – Эту вашу фразу следует воспринимать как отмену приказа об увольнении Гринчука?
На середину зала вышли несколько бальных пар, заиграл вальс. Луч света упал на зеркальный шар под потолком, и по залу побежали мелкие зайчики. Некоторые утверждают, что они похожи на падающий снег.
Владимир Родионыч вернулся на свое место. Полковник двинулся к своему столику, когда в голову пришла мысль. Интересно, подумал Полковник, а что сейчас Гринчук делает с этим охранником, с Громовым?
А Гринчук, собственно, с охранником не делал ничего.
Браток остановил «джип» в метрах двухстах от дома отдыха и вышел из машины. Вместе с ним вышел Михаил, достал из багажника веревку. Подошел к заснеженному дереву. Следом подошел Браток. Взял веревку и, поколдовав над ней, попытался забросить на крепкий сук метрах в четырех над землей.
Веревка не зацепилась, а на головы Братка и Михаила посыпался снег.
– Чего это они делают? – спросил Громов у Гринчука.
– Веревку на дерево цепляют, – лениво ответил тот.
– Какого хрена?
– Да так, – пожала Гринчук плечами, – не в тюрьму же тебя вести.
Михаил отобрал у Братка веревку, и метнул ее вверх. Веревка перелетела через ветку, и Громов явственно увидел петлю, качающуюся в трех метрах над дорогой.
– Вы че, совсем охренели? – недоверчиво спросил Громов.
– Не совсем.
– Вас же за это посадят…
– Ну, это еще надо будет доказать… – протянул Гринчук. – А гостей ты завтра утром – развлечешь. Они не любят торговцев наркотиками.
Громов дернулся.
– Не было же у меня никаких наркотиков, не было! – закричал он. – Это же вы подсунули, суки! Вон летеха твой и подсунул.
В то, что его будут вешать, Громов поверил сразу. И в то, что эти странные отмороженные менты могут это сделать, он тоже поверил. Страх и обида. Обида и страх.
– Не мои это наркотики! Не мои!
– Знаю, – сказал спокойно Гринчук.
От такой наглости охранник задохнулся.
