– Вы полагаете, он притворяется?
– А вы полагаете, что я могу что-то полагать? – спросил Полковник. – Это – Гринчук. И этим все сказано.
– Вы как-то уж совсем его демонизируете, – укоризненно покачал головой Владимир Родионыч. – Гринчук, извините, обычный мент. Толковый. Может быть даже, толковее многих. Но не более того. И мы превосходно можем…
– Да, – снова кивнул Полковник, – мы можем, например, установить за ним наблюдение. У вас есть ненужные наблюдатели?
– Наблюдателей он бить умеет, – не мог не согласится Владимир Родионыч, – но в ситуации действительно сложной, как в случае с Липскими, ничего сверхъестественного он продемонстрировать не смог. Разве что подстрелил киллера, который, по большому счету, и киллером-то не был. Липского нашли обычные уголовники. А этого охранника вычислил Шмель.
– Но тот же Шмель настаивал, чтобы отдел Гринчука продолжал работать. И это не смотря на личный конфликт.
– Да никто и не собирался увольнять Гринчука. Мы просто немного пересмотрели свое к нему отношение и пришли к выводу, что быть таинственным и резким вовсе не значит быть эффективным и неотразимым, – Владимир Родионыч отпил чаю. – И все-таки остается вопрос о четырех миллионах. Я не вижу возможности их найти. Разве что случайно.
– Но Гринчук почему-то заинтересовался ими, и даже зачем-то решил поухаживать за вашей стерветаршей.
– За моей Ингой, – поправил Владимир Родионыч. – Не знаю, как там на счет ухаживания, знаю только, что был разговор о ресторане.
– Ну, Инга доложит потом, – уверенно произнес Полковник. – Я не расслышал, вы ей дали разрешение только на ресторан, или еще и на постель?
– Она взрослый человек и сама решит…
– Что нужно ее шефу, – закончил Полковник. – Но ведь какие-то предположения у вас уже есть?
– О постели?
– О том, почему Гринчук озаботился деньгами. И как он надеется их найти. И, заодно, если он действительно решил искать клад, как мы должны на это реагировать? Деньги, если быть точными, принадлежат теперь Леониду Липскому.
Владимир Родионыч не ответил, пока не допил чай.
Полковник ждал.
Владимир Родионыч отставил пустой стакан. Провел ладонью по крышке стола, словно стирая невидимые крошки. Побарабанил пальцами.
– Я могу ему запретить, – сказал, наконец, Владимир Родионыч, – хотя прекратит он или нет – вопрос спорный. Я могу вмешаться после того, как он найдет…
– Если он найдет, – поправил Полковник.
– После того, как он найдет, – повторил Владимир Родионыч. – Но не знаю, чем обернется это мое вмешательство. Я все больше ощущаю себя человеком, выпустившим джина из бутылки.
– Бросьте, Владимир Родионыч! Он же обычный толковый мент. Всего лишь.
– Нехорошо иронизировать над председателем совета. Главное на сегодня – совет решил прекратить дело о похищении. Все действительно понятно. А Гринчук пока может заниматься тем, чем хочет. Хотя я думаю, что вряд ли у него что-то получится.
– Время покажет, – сказал Полковник.
Что именно должно было показать время – сказать было трудно. В двадцать один ноль-ноль, например, время показало, что и Гринчук и Инга одинаково точны.
Ко входу в «Космос» они прибыли одновременно.
Цветов Гринчук не принес.
– Добрый вечер, – сказал Гринчук, пожимая протянутую для поцелуя руку.
Выглядел это жест, естественно, нелепо, Инга, осознав это, руку высвободила несколько резче, чем полагалось воспитанной даме.
– Прошу в кабак, – сказал Гринчук.
У него начала болеть голова. От позавчерашней шишки боль толчками распространялась по всей голове, концентрируясь, однако, больше у висков.
Инга вошла в ресторан, молча скинула пальто на руки Гринчука и отошла к зеркалу.
Гринчук сдал вещи в раздевалку и, не оглядываясь, двинулся в зал. Инга пошла следом.
Губы ее были крепко сжаты.
Столик был забронирован, метр проводил Гринчука к нему. Гринчук оглянулся на Ингу, ухмыльнулся, но все-таки дождался ее, и придержал стул, когда она садилась. Потом сел сам.
Ансамбль на сцене наигрывал что-то неопределенное.
Подошел официант и зажег свечу. Положил перед Ингой и Гринчуком по экземпляру меню.
– Что будете есть? – спросил Гринчук.
