Несколько машин было отправлено к дому Мастера. Улицы были перекрыты, вдоль забора поставлена пехота. Мастеру позвонил опять-таки Абрек и попросил приготовить бабки для осмотра. Не потому, что Мастеру не доверяют, а потому, что денежки счет любят.
Заодно Абрек отправил из города свою семью и, на всякий случай, подготовил пути отхода.
Утром, сказал Мастер. Утром, согласились ревизоры. Но пацаны на всякий случай останутся на своих местах вокруг хаты Мастера, сказали ревизоры. На всякий случай. Если понадобится съездить за бабками куда-нибудь, то Мастера проводят.
Так что ночь получилась бессонная.
Не спал Мастер, слоняясь по дому и бормоча угрозы и ругательства. Пару раз он даже порывался позвонить по телефону, но, подняв трубку, бросал ее обратно. Не успеют. А если и успеют, то за это придется слишком дорого заплатить.
Не спал начальник областного управления милиции, мучительно пытаясь понять, что происходит с Мастером, и с чем связан срочный вызов в столицу.
Не спал Полковник, инструктируя свою специальную группу, и перебирая варианты ее применения.
Не спал Абрек и его коллеги, пытаясь представить себе, что именно произойдет утром.
Гринчук тоже не спал довольно долго.
Вначале он пообщался с проводницей, которая, как бы между прочим, поинтересовалась, куда конкретно тот едет отдыхать. Гринчук честно признался, что еще не решил. Что будет решать уже на узловой. А что? – спросил Гринчук. Есть варианты? Хотите пригласить к себе?
Проводница сказала что да, что есть варианты, что у нее есть знакомые, которые могут хорошо принять. Почти в любом городе. И очень даже хорошо.
И отстегнут проценты заботливой проводнице, мысленно добавил Гринчук и ушел в купе, пообещав подумать. Тут все ясно – первая линия курортного сервиса. Проводники высматривают денежного клиента и рекомендуют ему место отдыха. Или сообщает о нем дежурящим на перроне.
Кто и что потом сделает с этим богатеньким – проводницу не интересует. Удобно, если вдуматься. И ни к чему, в принципе, не прицепишься. Ничего противозаконного проводники не делают. А вот кто пользуется их информацией и для чего – интересный вопрос.
В купе Гринчук устроился на верхней полке, снял с шеи цепь и с пальца перстень, сунул их в барсетку. И попытался уснуть. Но оказалось, что попутчики спать пока не собираются, а собираются вести беседы.
Гринчук прислушался и неожиданно для себя заинтересовался.
Василий оказался писателем. Вернее, журналистом, причем журналистом криминальным, но еще он написал два романа, один из которых был уже опубликован, а второй – находился в печати.
Как уж Василий сообщил молодоженам о своей профессии, Гринчук не знал, но теперь разговор вертелся вокруг творческих планов писателя, выбора тем и вообще вокруг жутких криминальных тайн.
Гринчук усмехнулся. Писатель явно в органах не работал никогда, свои криминальные истории почерпнул из народной молвы и официальных сводок центра общественных связей областного управления милиции. Сам с ребятами из Центра Гринчук общался мало, даже не был уверен, что центр до сих пор называется именно так, а не иначе, но цену их отчетам и сводкам знал очень хорошо.
– Расстреляли прямо перед городом, – немного усталым голосом бывалого человека, закончил Василий. – И пошел слух, что это сделали сами менты. Чтобы северяне не лезли к нам в город.
Интересная версия, подумал Гринчук. Идиотские рассказы о тайной ментовской организации, типа эскадронов смерти, он слышал неоднократно. Некоторые даже придумал сам, когда еще работал в райотделе. Чего только не сделаешь, чтобы разговорить упрямого задержанного. Вот в чем Голливуд прав, так это в том, что психологические изыски на допросах обычно сводятся к двум моментам: что беднягу ожидает в тюрьме – жуткие громадные уголовники, жаждущие опустить новичка по любому поводу – и что менты могут сделать с ним же сами, не доводя дело до зоны.
– Понимаете, – глубокомысленно произнес Василий, – следствие – это работа мысли. Это поединок умов. И менты потому проигрывают, что их не учат думать. Схватить кого попало и прессовать.
– Да, – пискнула Оля, – одного нашего знакомого вот так вот взяли на улице и потащили в ментовку. А там…
Дальше из рассказа Оли вытекало, что беднягу в ментовке били, пытали и унижали только за то, что у него нашли несколько таблеток. Всего десятка два таблеток, а вели они себя так, словно нашли у него динамит.
Гринчук снова улыбнулся.
– Правда, Ваня? – обратилась Оля за поддержкой к мужу.
Муж благоразумно промолчал. Писатель также тактично не стал комментировать выступление попутчицы. Торговля наркотой – это всегда торговля наркотой. И это пусть двадцатилетняя девчонка делает страшные глаза по этому поводу.
Василий кашлянул и вернулся к прерванному выступлению:
– Настоящий следователь – это человек, который по разрозненным деталям может воссоздать психологию преступника, образ его мыслей и действий. И тогда он…
Гринчук тяжело вздохнул. Как всякий опер он не слишком любил следователей, не делая при этом особого различия между следователями ментовскими и прокурорскими. И те, и другие, по мнению Гринчука, только и умели, что сидеть в кабинетах, писать бумаги и разваливать дела, которые для них готовят опера.
Гринчук снова вздохнул.
– Мешаем? – спросил снизу писатель. – Мы будем потише.
– Не мешаете, – сказал Гринчук, – а фигню порете.
