дворяне, не станет мараться, защищая меня. Даже мои уважаемые шефы, Полковник и Владимир Родионыч. Даже если бы захотели. Вы бы им этого не позволили. Ясное дело, они будут выгораживать меня, чтобы защититься самим. Так ведь?
Молчание. Даже Рустам не ответил.
– Все, – сказал с печальной усмешкой Гринчук. – Все. Мальчик сшил мне замечательную упаковку. И выбраться из нее я смог бы только благодаря вашей поддержке. Только если бы захотели меня прикрыть… А вы не захотите… Вы захотите остаться чистыми. И у вас появилась возможность поставить меня на место. И даже не поставить, а посадить. Ведь так? Даже если бы я был не виноват во всем изложенном, я не смог бы этого доказать. Не смог бы вас уговорить…
Гринчук потер мочку уха.
– Какой у меня выход? – спросил Гринчук.
Тишина.
– Рустамчик, ты что планировал на финал? Сунуть меня в зону, или дать возможность выкрутиться?
– Я… – неуверенно протянул Рустам.
– Именно ты, – кивнул Гринчук. – Ты ведь готовил мероприятие так, что моя явка или неявка ничего не могли изменить. Так ведь? Так. Значит, ты планировал, что именно здесь будет принято решение. Так. Какое решение?
Махмутов замялся.
– Текст забыл? – спросил с сочувствием Гринчук. – Там полагалось, чтобы я или молчал, или просил о пощаде. Или кричал, что не виноват. А я не собираюсь оправдываться. Я собираюсь объяснить всем здесь собравшимся, что им нельзя меня обижать. Иначе я на них обижусь.
– Что смотрите? – крикнул Гринчук в микрофон. – Что уставились?
Охранники потянулись за оружием.
Гринчук встал со стула:
– В общем так, вы сейчас забираете у прокурорского работника компромат, даете ему и пострадавшей в зубы деньги, чтобы они молчали, а после этого больше никто и никогда не пытается на меня наехать. Иначе…
Гринчук засмеялся. Очень неприятно засмеялся.
– У каждого из вас в шкафу найдется скелет. У каждого. И каждый из вас боится, что это вывалится наружу. И все вы думаете, что я, подполковник Гринчук, единственный, кто представляет для вас угрозу. Чушь. Ерунда. Вы не задумывались над тем, господа, почему вообще появилась идея привлечь на работу мента? Почему вдруг вчерашний капитан – опер смог за пару месяцев собрать на вас тонны компромата? Не задумывались? И как я смог узнать про вас все? Вы ведь уверены, что я знаю о вас все.
– Лучше бы он замолчал, – прошептал Владимир Родионыч.
– Это от нас не зависит, – сказал Полковник. – К сожалению.
– Я не волшебник, – засмеялся Гринчук. – Просто я пришел уже на вспаханное поле. О вас всех уже была собрана информация. И уже были подготовленные стукачи, которые отвечали на любые вопросы и даже сами просились, чтобы их завербовали. И это ведь не ваша обслуга… Не только ваша обслуга. Это ведь и вы все. Любой из вас был готов стукануть на ближнего своего. Почему? Стучать – это заподло. На зоне вас бы всех… Но вы ведь не на зоне. Вы на вершине пирамиды! Вас защищают менты и уголовники, людишки с грязными руками. Руки у них действительно грязные. Только они порядочнее всех вас. Они знают, что есть правила. Они знают, что есть какие-то законы, которые не они установили и которые не им менять… А для вас этих законов нет. А если нет законов, вы можете поступать, как вам будет угодно. Вы не привыкли, чтобы и к вам относились точно также. Вы же сила! Вы молодцы! Элита общества, возрождающееся новое дворянство!
– Решайте, – сказал Гринчук. – Хотя, решать тут нечего. Будет так, как сказал я. И даже если это я насиловал эту девчонку, то вы ничего мне не сделаете. Понятно? Ничего… Кто-то хочет мне возразить? Кто хочет высказаться против меня?
– Меня сейчас стошнит, – сказал Инга.
Она потрясенно смотрела на Гринчука, и на лице ее было отвращение.
– А ведь он прав, – сказал Полковник. – Он сволочь, но он прав. И это единственно возможный для него выход. Перехватить инициативу и ударить самому.
– Я бы ему ударил, – проворчал Владимир Родионыч. – При любом раскладе, мне предстоит очень серьезный разговор на Совете. Вон, наши аксакалы уже косятся на меня.
– Ну? – спросил Гринчук. – Кто заберет бумаги у прокурора?
Прокурорский работник попятился за охранников.
– Я сам не буду забирать этих бумажек. И денег не буду платить. Вы сами это сделаете. Давайте, милые!
– Юрий Иванович, не нужно! – крикнула Мила. – Не надо! Вы ведь не такой!
– А какой? – спросил Гринчук. – Белый и пушистый? И что из этого? Что? Белый, пушистый и чистенький должен сеть на нары. У него нет выхода. Выжить может только выпачканный в дерьмо настолько, что его не станут трогать. Если не из страха, то из брезгливости. Чистого и правильного легко отправить в утиль. А что вы будете делать с грязным?
– Давайте! – крикнул Гринчук. – Действуйте!
– Черт! – сказал Полковник.
– Что еще, – не отводя взгляда от Гринчука, спросил Владимир Родионыч.
