1927 год — десятая годовщина Октябрьского переворота. Кстати, именно в этот год был придуман и впервые использован термин «Великая Октябрьская социалистическая революция». До 1927 года события октября 1917 года официально именовались переворотом.
В преддверии десятой годовщины страсти накалялись. Шустрый Эйзенштейн снимал фильм про штурм Зимнего дворца, которого не было. Потом десятилетиями коммунисты во всем мире эйзенштейновскую туфту крутили вроде бы как кинохронику. Маяковский строчил поэму «Хорошо!». Троцкий доказывал, что это он все организовал и всех победил и теперь он-то и должен быть вождем. Во всех городах и селениях готовились торжества. Самое главное — на Красной площади: военный парад и грандиозная многомиллионная демонстрация. Должны были выступить и троцкисты. Сейчас мы знаем, что случилось в тот день. Но тогда можно было ожидать чего угодно, от уличных демонстраций воинствующих любителей Троцкого до покушения на вождей, от столкновений с хулиганствующими толпами троцкистов до государственного переворота.
Были приняты дополнительные меры безопасности — вождей охраняли не только их охранники, но и слушатели военных академий.
Для усиления охраны Сталина была выбрана лучшая военная академия страны — Военная академия им. Фрунзе. Начальник академии Эйдеман выбрал, тройку самых достойных. Среди них был Яков Охотников.
Дальше случилось вот что.
Если о преступлении расскажет преступник, то это будет одна история. А если расскажет потерпевший, то это будет совсем другая история. Чтобы меня не заподозрили в предвзятости, историю эту рассказываю не своими словами, а цитирую историков, которые всей душой любят Троцкого, любят бюрократию, которую насаждал Троцкий, любят трудовые армии, любят казармы и нары для всего населения страны, любят рабство.
Правда, сами они солдатами трудовых армий быть не желают.
Итак, книга «Измена родине» В. Рапопорта и Ю. Алексеева (С. 292): «Утром праздничного дня начальник Академии им. Фрунзе Р.П. Эйдеман вручил трем своим питомцам специальные пропуска и приказал немедля отправиться на задание. Слушатели — вместе с Охотниковым были отобраны Владимир Петенко и Аркадий Геллер — со всех ног кинулись на Красную площадь. На территорию Кремля они проникли беспрепятственно, но у деревянной калитки туннеля, ведущего на трибуну Мавзолея, вышла заминка. Охранник-грузин отказался их пропустить. Горячие парни, участники Гражданской, не спасовали перед наглостью чекиста. Они отшвырнули его, сломав при этом калитку, и бросились вперед. Через несколько секунд они были за спинами стоявших на трибуне. Охрана накинулась на новоприбывших. Вырвавшийся Охотников подскочил к Сталину, которого счел виновником этой провокационной неразберихи, и кулаком ударил его по затылку… Эйдеману удалось замять, это дело».
Начнем с Роберта Петровича Эйдемана.
Начальник Военной академии им. Фрунзе получил приказ вышестоящей инстанции выделить трех слушателей академии для выполнения ответственной задачи. Эйдеман был обязан не только выбрать действительно лучших, но и проинструктировать их: «Ребята, вам выпала почетная задача охранять человека, который возглавляет нашу страну. Так вы уж его не бейте. А если и будете бить, так хоть — в лицо: бить человека в затылок, тем более внезапно, — большая подлость», Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет. Охотникова послали охранять Сталина. Охотников так охранял Сталина, что расшиб ему затылок.
В рассказе Рапопорта и Алексеева не все сходится.
Во-первых, незадачливые охранники опоздали: вожди давно на трибуне, а они только бегут. Реакция кремлевской охраны понятна: обойдемся без вас, товарищи разгильдяи, приходить надо раньше.
Во-вторых, Рапопорт и Алексеев что-то путают. Причем — преднамеренно. Если бы за спиной Сталина была потасовка, то Сталин на шум и возню повернулся бы лицом. Но Охотников бил Сталина в затылок, то есть приблизился к Сталину незамеченным и нанес удар внезапно.
Ничего, кроме подлости и глупости, в этом поступке усмотреть невозможно. Допустим, что Яков Охотников был марксистом-троцкистом, он хотел всех людей загнать в трудовые армии, а самому быть рабовладельцем. Понятно, что Сталин этому мешал, и Охотников его за это ненавидел. В этом случае Охотников должен был против Сталина бороться. С оружием в руках. Но у Охотникова для этого нет ни ума, ни храбрости. Его ярость несостоявшегося рабовладельца воплощается в предательский удар кулаком в затылок. Для такого действия ума не надо. Нужно только слепое безумие.
Летом 1969 года в 145-м гвардейском учебном мотострелковом полку 66-й гвардейской учебной мотострелковой дивизии Прикарпатского военного округа — чрезвычайное происшествие: часовой убил человека, убил короткой очередью — две пули. Место действия — Западная Украина, Черновцы-25. Склады за городом, в Садгоре. Ситуация предельно простая: огромная территория военных складов, все обнесено колючей проволокой, ночь, фонарики качаются. Мимо — тропинка. Глухонемой решил не идти в обход, а сократить свой путь, срезать утолок. Поднырнул под колючую проволоку… Тут его и достала короткая очередь. Путь он себе сократил.
Немедленно нагрянули следователи военной прокуратуры, судебная экспертиза и прочие, кто в таких случаях незамедлительно появляется. Первый вопрос: сколько было всего выстрелов? Ответ: три. Ничего скрыть невозможно: у часового, как положено, было 60 патронов, осталось 57, а вот три стреляные гильзы. Извернуться невозможно: заступая в караул, мы получали особые караульные патроны. В отличие от обыкновенных, которые наша дивизия жгла миллионами, караульные патроны имели совершенно особую серию на донышках гильз, а сами гильзы были окрашены. Обыкновенные патроны мы тратили десятками тысяч ящиков, гильзы со Стороженецкого полигона вывозили самосвалами, но пропажа одного зелененького караульного патрона вскрывалась немедленно — их каждый день принимали и сдавали под расписку, и найти где-то на стороне такой патрончик было невозможно. Поэтому ни один случай стрельбы в караулах замять не выходило. Скрыть один, пусть даже случайный, выстрел в карауле не получалось.
С гильзами следователи разобрались сразу, и картина прояснилась. Еще надо найти пули. Из трех нашли две. Теперь главный вопрос: это те самые, которые прошили человека насквозь? Те самые. А есть ли на них нагар? Нагар есть. Все. После этого — деликатный момент распределения персональной ответственности и раздачи слонов.
Командир дивизии генерал-майор Нильга в приказе по дивизии объявляет благодарность начальнику караула и разводящему, который выставил часового на пост. Сам часовой получил то, о чем курсант учебной дивизии мечтать не имеет права, — благодарность командира дивизии и десять суток отпуска, не считая дороги домой и обратно.
А почему так?
А потому что часовой — лицо неприкосновенное.
Неприкосновенность часового заключается:
— в особой охране законом его прав и личного достоинства;
— в подчинении часового строго ограниченному кругу лиц: начальнику караула, помощнику начальника караула и своему разводящему;
— в обязанности всех лиц беспрекословно выполнять требования часового, определяемые его службой;
— в предоставлении ему права применять оружие в случаях, предусмотренных уставом.
Наш часовой действовал точно, правильно и решительно: «Стой, кто идет?», «Стой, стрелять буду!», предупредительный выстрел вверх, а после…
Следствию невозможно определить, были ли два предупредительных окрика. Но был ли предупредительный выстрел? Он был. Две пули прошили человека, и их найти легко: вот положение часового, вот положение трупа, по двум точкам определяют направление стрельбы и пули находят. А вот одну пулю не нашли. Это свидетельство того, что ее часовой послал вверх. Пуля по наклонной траектории могла подняться на километр и улететь весьма далеко. Ее не найдешь. Но вот вопрос: может быть, часовой сначала убил человека короткой очередью, а уж потом выстрелил в воздух? Именно для ответа на этот вопрос и были исследованы пули. Дело вот в чем. Подготовку взвода, заступающего в караул, проводит командир роты. Один из основных элементов подготовки — проверка состояния оружия: оно должно быть чистым. Далее прибывает командир взвода, который заступает начальником караула. Он сам лично
