можно будет отоспаться.
Сны Драчу почему-то всегда снились невоенные — те, конечно, что ему случалось запомнить. Особенно он любил возвращаться в один, где был хуторок с вишнями и грушами, пара справных коней, которых он поил из речушки, и женский голос его звал из окна…
— Батальон! Говорит Первый.
Драч очнулся. Дымка за окном, показалось ему, пожелтела.
— Майор Брусникин и капитан Драч — ко мне.
Идя к командирской рубке, Драч почувствовал, как поезд набирает скорость.
Зубров уже ждал очень спокойный. Но время на обычные шуточки терять в этот раз не стал.
— Мы за ночь мимо двух деревень проехали, не считая мелких домиков. Я в инфракрасный прицел смотрел. Ни огонька, ни дыма из трубы, никакого шевеления. Оно, конечно, ночью так бывает. Но мне все же неладное показалось. А третью деревню проезжали полчаса назад, считайте, утро уже. И в ней та же картина, только у одной избы собака у будки на цепи лежит, лапами кверху. Я в центр запрос послал. Так они, суки, ответили, что будут выяснять и часа через четыре выйдут на связь. Что скажете, господа офицеры?
— А что тут скажешь, командир, — заговорил Драч. — Поворачивать обратно уже поздно. Бог даст, пронесет. Неужели не проскочим на полной скорости?
— И я того же мнения, — добавил Брусникин. Зубров взялся за микрофон селекторной связи:
— Батальон! Говорит Первый. Химическая тревога. Радиационная партия — в головной вагон. Доклады о радиационной и химической обстановке каждые двадцать минут. Личному составу находиться в противогазах. Дверей и окон не открывать. Воды для питья, приготовления пищи и в гигиенических целях не использовать до особого распоряжения. Приготовленную пищу — за борт!
Затем он повернулся к Драчу:
— Ты, Иван, Россом займись: в противогаз его и ко мне в рубку! Мне с командного пункта сходить нельзя.
— Есть.
Драч, разумеется, понял этот приказ расширительно: присмотреть и за Оксаной. Через несколько минут Поль с Оксаной, как голубяточки, сидели в рубке и легкомысленно потешались друг над другом. Девчонка так и не поняла, в чем дело (Драч сказал ей, что тревога учебная). А Поль так старательно изображал Оксане жестами слона, притопывал и размахивал ушами, что не разобрать было — понимает он опасность или нет. Во всяком случае, Драч был уверен, что девчонка рядом с Полем в панику не впадет.
Любка осталась в купе, но Драч успел туда смотаться и лично напялить на нее противогаз. За спецназом приглядывать было не нужно. За Зинку тоже можно было не волноваться: на то есть Салымон. Противогазов лишних хватало: поредел личный состав… Оставалось ждать.
Поезд шел как в оцепененье. Только гром колес нарушал тишину. Вдруг ожил громкоговоритель.
— От радиационного поста циркулярный. Отклонений в радиационной и химической обстановке не обнаружено. Радиационная партия. Прием.
Зуброву показалось, что он услышал вздох облегчения. Он даже оглянулся, но на командном пункте никого, кроме него, не было. Из-за поворота, километрах в четырех по ходу, показалась железнодорожная станция. Зубров снова — к микрофону:
— Говорит Первый. Сбавить ход. Радиационной партии у станции — внеочередной доклад.
Воздух был прозрачен, как бывает только ранним утром. Картина Левитана — и только. Тишина, спокойствие. Поезд со скоростью пешехода подходил к станции. Вот уже и без бинокля можно было видеть, что весь перрон заставлен кошелками и мешками. Между ними где лежали, где сидели люди — давно, видно. По лохмотьям только было и разобрать, кто мужик, кто баба. А вот и ребятенок лежит, и в том, что осталось от ручонки его — леденец недососанный. И вороны дохлые тут же вокруг валяются.
— Отклонений в радиационной и химической обстановке не обнаружено, — доложил громкоговоритель.
— Господи, да чем же их так? — прошептал Зубров, забыв, что у самых губ — микрофон селекторной связи.
У конца перрона на рельсах лежал еще один труп, а на веревке, метрах в двух от него задрал в небо бороду серый козел. Поезд, не меняя скорости, переехал тело.
— Говорит Первый. Полный вперед.
Так и шел поезд сквозь мертвую зону, не ведая, отравлен ли он уже весь неведомо чем или нет. Чем противогаз хорош помимо основного своего назначения — это что лица твоего никто не видит.
Через час громкоговоритель к очередному докладу об отсутствии отклонений добавил, что по ходу поезда имеет место станция, на которой — живые люди.
Зубров все это время не отрывался от перископа. Хобот противогаза мешал, и хотелось сплюнуть.
— Говорит Первый. Остановка у станции.
У ближнего края платформы горбоносый мужик наливал из крана большой бочки в стакан прозрачную жидкость. Зубров сорвал противогаз и отдал команду:
— Отбой химической тревоги!
Эшелон остановился, все загалдели с оживлением. Через минуту Зубров слушал приведенного Драчом со станции мужика.
— Зона та с покойниками, что вы проехали, — неопасная теперь. Страшно — это да. Натерпелись, небось? Там лаборатория была или институт — шут их разберет. Охранялся — не подступись. Ну, наши мужики и решили, что что-то ценное, раз охраняют. Времена сейчас, сам знаешь какие, начальник: ничего не укупишь. Они и сунулись, охрану перебили. Все обшарили — а там никакого добра, кроме спирта, и не было. Ну, еще машины, что рядом стояли, поугоняли конечно. Ну, с обиды и подожгли здание — чтобы, значит, в соблазн не вводило. Оно себе погорело-погорело, да и ахнуло. Облако от этого взрыва пошло, а где прошло — все померли.
Наши мужики одного очкарика прихватили случайно, он со страху в машину забился, в багажник. Так он говорит — они там химию секретную делали. В оборонных целях. Чтобы все живое, значит, убивала, а через два часа чтоб безопасной уже была и продукты не портила.
Так мы теперь туда на дрезине ездим, за свеклой да картошкой. Еще там бахча есть, в километре от путей. Так что, значит, этого места ты, начальник, не боись, ты других мест боись.
— Спасибо тебе, дядька за информацию. — Зубров передал мужику пакет махорки. — А чего по ходу на север творится — ты ненароком не знаешь?
— Там, начальник, аж до самой Сызрани чисто все. Шалить шалят, это верно, однако без отравы. Только в одном месте, километров за двести отсюда, «зеленые толстовцы» погуляли. Они против техники сильно были и рельсы поснимали: идеи, вишь, у них. Этак километра два успели разобрать. Но они оттуда уже ушли, как все продукты из магазинов выжрали.
Так оно и было. Километры пути впереди эшелона уничтожены. Любители окружающей среды постарались на славу. Путь разобран полностью, рельсы сброшены с насыпи в болото, железобетонные шпалы — туда же. Хорошо, хоть мост уцелел. В одном месте стоит состав на насыпи, а рельсы перебиты взрывами прямо под вагонами и под локомотивом, а дальше снова разобран путь.
— Что делать будем?
— Поврежденный эшелон взрывами сбросить с пути и перебитые рельсы убрать. Затем настелить новое полотно.
— Сколько это займет времени?
— Учитывая полное отсутствие техники, транспорта, подъездных путей, недостаток инструмента, особое неудобство участка строительства — полтора месяца при полном напряжении…
— Другие предложения?
— Новую дорогу не строить. Снимать рельсы и шпалы позади себя, перетаскивать их вперед (на БМД), укладывать, продвигать поезд немного вперед и снова снимать рельсы позади.
— Сколько времени?
— Месяц.
