про свои противные грибы и загляделся на тёмную воду, в которой приглушёнными красками отразились дубы, и небо, и облака.
— Пап, это и есть наше «далеко»? — спросила Наташа.
— Я согласен, — ответил папа.
…На обратном пути он нашёл три подосиновика и так страшно радовался, что Наташе стало даже как-то неловко. Хозяйка «Астры» поджарила грибы с картошкой и разделила на всех шестерых.
От картошки припахивало свежими грибами.
После завтрака стали купаться и плавать через неширокую Пчёвжу туда и обратно. Только Вася плескался у бережка. Плавать ему не хотелось.
— Было бы это море, я бы купался, — говорил Вася, — я бы вообще всё время плавал до самого горизонта. А в речке? Да если ребята в школе узнают — меня засмеют!
Тут папа сгрёб Васю под мышку, лёг боком на воду и поплыл. Мальчишка извивался, лягался и корчился. Он так орал, визжал и хрипел, будто ему выдирают здоровый зуб. На середине речки папа нырнул, и Вася один остался на поверхности.
— Ай! — кричала с берега хозяйка «Астры». — Ребёнок захлебнётся, пойдёт ко дну и погибнет!
Вася молотил руками и ногами. Он вопил: «Спасите меня!» — но пока что не тонул и не погибал. Васина мама успокоилась и стала наблюдать за своим чадом не без любопытства. А чадо осознало, что никто не торопится его спасать и что вообще его жизнь, может быть впервые, отдана в его собственные руки. Не желая с нею расставаться в столь нежном возрасте, Вася вытянул шею, огляделся, прикинул, где ближайшая суша, и поплыл, вздымая вокруг водометы брызг.
Выбравшись на берег, он ощупал себя — всё ли на месте.
— Я было подумала, что ты не умеешь плавать, — ядовито заметила Наташа.
— Я и сам так думал… — в смущении признался Вася. — Может, я ещё чего-нибудь умею, да не знаю?
И снова бросился в воду.
День прошёл прекрасно.
А ночью Наташу совершенно слопали комары, и она поднялась рано утром невыспавшаяся, вся искусанная и несчастная. Дул ветер с востока. С серого неба нескончаемо сыпался противный липкий дождь.
Встал папа. Он почёсывался, и глаза у него были красные.
— Нет на свете хищника вреднее комара, — сказал папа.
День тянулся нудно и скучно. Ни в лес сходить, ни искупаться. Наташа с Васей придумали игру в «кто больше убьёт комаров», но от этого их количество не уменьшалось. Казалось, все бытующие на Пчёвже комары попрятались от дождя в каютах «Астры» и «Бегемота».
Настал вечер, и Наташа заплакала от злющих кровопийц.
Утром она сказала папе:
— Я думала, это хорошее «Далеко», а это плохое «Далеко». Я не могу здесь жить и радоваться.
— Понятно, — сказал папа.
Он притащил Мартына и завёл мотор.
Хозяйка «Астры», замурованная в платки, вышла на свою палубу.
— Мы позорно бежим, побеждённые москитами, — сказал папа. — Пойдёмте с нами искать места побезопаснее?
— Нет, — раздалось из-под платка. — Мы слушали сводку погоды. Везде дождь, везде холод и везде комары. Уж мы здесь переждём.
— Тогда прощайте, — сказал папа и повернул штурвал.
Прошёл день, и наступил другой, такой же безрадостный, как и вчерашний, а дождь лил ещё сильнее и противнее. На Волхове стояли лодки с рыбаками, и все рыбаки сидели скрючившись, в резиновых плащах и напяленных на уши шляпах. Они ужасно мёрзли.
И папа мёрз на пронзительном ветру, но не терял бодрости духа.
Лишь Мартыну всё было нипочём в его шубе.
Наташе казалось, что лето совсем кончилось и наступила осень.
— Ну, что ты загрустил, малыш? — спросил папа.
— Поедем в какой-нибудь город, — ответила Наташа.
Откуда эти слёзы
Пристали в ближайшем городе. Тайком провели маленького малыша в столовую и, обедая, бросали ему под стол кусочки.
Потом гуляли по городу. Уже стемнело, и они решили возвратиться на катер, но около одного дома папа остановился.
У него было грустное, задумчивое и этакое нерешительное лицо.
— «Почтамт», — разобрала Наташа буквы на вывеске.
— Междугородний телефон, — пробормотал папа. — Не испытать ли судьбу ещё раз?..
…Наташа стояла у кабины и прислушивалась — не из любопытства, а просто ей всегда надо быть в курсе папиных дел и забот.
Сперва папа говорил «алло», потом произнёс: «Ах, вот и ты…», потом долго молчал, а с его лица сбегало грустное выражение. Лицо стало счастливым. Папа смеялся. Он говорил: «Я лечу, лечу на крыльях этого самого, ну, ты понимаешь… Какого, прости, лешего ты меня столько времени мучила? Ах, это я тебя мучил?! Вздор, голубушка! Ладно, выясним при встрече, бегу заводить двигатель!»
Он бросил трубку и вышел из кабины, вытирая лоб ладонью.
— Пойдём живее, малыши! — сказал папа.
Было темно, и брызгал дождик. Мартын останавливался у каждого столбика. И Наташа останавливалась. Папа торопил их.
И вдруг он улыбнулся и пошёл медленнее.
— Послушай, большой малыш… — начал папа. — Ты знаешь, что у всех малышей должны быть мамы. Хочешь, и у тебя будет мама?
Наташа ткнулась носом в папин плащ и зарыдала.
— Что такое? — растерялся папа. — Откуда эти слёзы, зачем они?
Мартын сидел рядом и скулил, задрав голову к чёрному небу.
Капал дождик, и капали Наташины слёзы, и папа утирал их своим платком, от которого пахло табаком и селёдкой.
— Ты будешь любить её больше, чем меня, — запинаясь, выговорила Наташа.
Папа поднял её на руки и поцеловал быстро намокающее лицо.
— Никого на свете я не смогу любить больше, чем свою дочку!
— А ты ей разрешишь всё делать и о тебе заботиться, — всё ещё протестовала Наташа, но слёз было уже поменьше.
— Кто же будет обо мне заботиться, когда дочка пойдёт в школу? — улыбнулся папа.
— А я бы попробовала успеть, — неуверенно ответила Наташа.
