поинтересовалась, как именно он подвернул ногу.
В действительности Ёсими занимало кое-что другое. Весь день она рылась в архивах у себя на работе в поисках газет, вышедших между июлем и октябрем позапрошлого года. Но никаких упоминаний об исчезновении Мицуко она не обнаружила. Ёсими решила, что «как-то два года назад» — это слишком неопределенно звучит и что нужна точная дата.
Она не думала, что старик помнит эту дату, но решила спросить.
— Минуточку, — ответил он и начал рыться в ящике стола, неловко ступая на поврежденную ногу. Он достал оттуда толстую замусоленную тетрадь и положил ее на стойку.
На обложке черными чернилами было написано «Журнал консьержа». Оказывается, у него было обыкновение вести каждый день записи, отчитываясь таким образом перед своим начальством. Что-то бормоча себе под нос, Камийа послюнил пальцы и стал листать страницы.
— А, вот оно. Смотрите. — Он повернул тетрадь и подвинул ее к Ёсими.
Это было 17 марта, два года назад. Сейчас на дворе сентябрь, то есть речь идет о событиях, случившихся не два, а два с половиной года назад. В тетради указывалось даже время дня. Власти признавали, что больше нет оснований рассматривать исчезновение Мицуко Каваи из квартиры 205 как преступление с финансовой мотивировкой, а потому распорядились открыть расследование для прессы; решение было принято в 11.30. Ёсими отметила для памяти число и время. Когда она возвращала тетрадку, образ водосборника на крыше, этого огромного бака телесного цвета, промелькнул в ее сознании, она сама не знала почему. Без сомнения, этот образ возник по ассоциации с каким-то прочтенным ею словом или словами. А, вот оно — слова, написанные выше, под той же датой:
Вот это оно и есть — верхний резервуар.
Тот самый верхний резервуар, который, как огромный гроб, нависал той ночью над крышей. Операция по его очистке произошла в тот самый день, когда исчезла Мицуко. Двое рабочих, приглашенных строительным управлением, пришли и работали внутри резервуара.
У Ёсими чуть не вырвался крик.
— Водный резервуар... — Ёсими помолчала, чтобы перевести дыхание, — ...он обычно закрыт?
Консьерж склонил голову набок, озадаченный тем, что она перевела разговор на резервуар. Но поскольку это он вписал в свой журнал данные об этой очистной операции, в выражении его лица читалось удовлетворение.
— А, этот? При нормальных обстоятельствах все время закрыт.
— А когда его открывают? Только когда чистят?
— Ну конечно.
Ёсими положила руки на свою посылку.
— А с тех пор его чистили?
— Знаете, у нас ведь нет товарищества жильцов, так что...
— Так чистили или нет? — спросила она, не в силах сдержать свое нетерпение.
— Ну, как раз пришло время почистить. Два года прошло.
— Понятно.
Подняв посылку, Ёсими побрела прочь от кабинета Камийа. Она шагала так нетвердо, что, как она дошла домой, не оступившись, непонятно.
Твердо решив не пользоваться водой из крана, она вынула затычку и выпустила всю воду из ванны. Купаться здесь ей больше не хотелось. Икуко плаксиво спрашивала снова и снова, почему они сегодня не могут принять ванну. Ее приставания не имели конца; только минуту назад она уснула. Вода выглядела совершенно чистой. Но Ёсими не могла не воображать себе плавающие в ней останки.
Она открыла кухонный шкафчик, взяла бутылку саке, которую припасла для готовки, и налила себе стакан. Хотя она плохо переносила алкоголь, она чувствовала, что без этого ей не заснуть.
Она пыталась думать о чем-то другом. Роман ужасов, который она правила на работе, годился для этого в самый раз. Нужно было вот что: припомнить какую-нибудь жуткую сцену и таким образом обрубить цепочку ассоциаций. И все же это не получалось — все образы тянулись к одной точке. Красная сумочка с киской, найденная на крыше, пропавший ребенок Мицуко, дрожащая тень под водным резервуаром, таинственная остановка лифта на втором этаже. Вчера вечером тоненькая струйка воды связывала ванную в ее квартире с водным резервуаром на крыше. Погрузившись в воду, Икуко вслух говорила с Мицуко, как будто та была здесь. Все это наталкивало на один-единственный вывод. Ёсими безуспешно пыталась прервать этот ход мыслей какой-нибудь сценой из романа, который она правила. В этом вымышленном мире, где обильно лилась кровь, одного гопника похитила и посадила под замок соперничающая банда, его заставили совершать одно ужасное убийство за другим, и тут-то по чистому совпадению... Да, так и есть: по чистому совпадению. Так получилось, что водосборник чистили именно в тот день, когда пропала Мицуко. Какой абсурд — думать, что это было чем-то большим, чем простое совпадение. Да, говорила она себе, сейчас каждый эпизод можно связно объяснить. Что касается сумки с киской, то соседские дети кладут ее на крышу, выполняя какой-то ритуал, следуя какой-то своей детской фантазии — может, подают сигнал НЛО. Без сомнения, дети обнаружили сумочку в мусорном бачке, помыли ее и положили обратно на крышу. Лифт остановился на втором этаже, потому что кто-то живущий на этом этаже нажал на кнопку, собираясь выходить. Но когда лифт остановился на четвертом этаже, ему надоело ждать и он решил спуститься по лестнице. Поэтому, когда дверь лифта открылась, там никого не было.
Насильно отделив одно событие от другого, Ёсими нашла каждому в отдельности логическое объяснение. Но как бы ни пыталась она обрубить цепочку мыслей, разделенные фрагменты снова собирались воедино против ее воли, как червь, который отрастает заново, сколько бы раз ты его ни разрубил. Она уже была уверена в том, как все было на самом деле, но боялась в этом себе признаться. Только один возможный вывод. Неизбежный вывод.
Ошибка невозможна: Мичан там, в водосборнике на крыше дома.
Ока пыталась подавить эту мысль, но в результате сцена в мельчайших подробностях разворачивалась в ее сознании. Когда мастера, прочищавшие водосборник, отошли пообедать, девочка то ли упала в резервуар, то ли кто-то специально ее туда бросил. Расчлененный труп. Сумочка с киской, завязанная так крепко, что не развяжешь. Гроб, наполненный водой. И она пила эту воду три месяца Она готовила на этой воде, заваривала на ней кофе, льдом, сделанным из этой воды, охлаждала летом прохладительные напитки. Сколько раз погружались они в горячую ванну, наполненную бесчисленными гнилостными бактериями? Сколько раз мыли ею руки и лицо? Не сосчитать.
Ёсими прижала руки ко рту. Запах саке смешался с запашком желудочного сока Она бросилась в ванную, склонилась над унитазом, и ее вырвало. Ее глаза налились кровью. Едкая рвота обжигала заднюю стенку горла и слизистую носа. Она спустила воду, и та устремилась вглубь, заглатывая ее блевоту и унося ее вниз, в спиралевидные трубы. То, что осталось, было по внешнему виду чистой водой. Но эта вода, омывавшая унитаз, несла с собой клетки человеческой кожи — содранной, отслоившейся кожи; она была переполнена клетками волос — нежных, пушистых волос. Тошнота не проходила. И не было ничего, что могло бы остановить ее.
Вытерев рот туалетной бумагой, Ёсими яростно кашляла, пытаясь избавиться от неприятного ощущения в горле. Она по-прежнему стояла на коленях, скорчившись, ожидая, пока не выровняется дыхание. И тут она услышала это. За спиной лилась из крана вода. Она думала, что плотно закрыла кран. И все же тонкая струйка продолжала течь. Она все еще стояла на коленях, вцепившись обеими руками в унитаз. Она сглатывала слюну, пытаясь помешать своим фантазиям воплотиться в реальность. Галлюцинации! Это было очевидно. Галлюцинации, как кровь, текли по ее жилам, овладевая всем ее существом. Она видела в грязной воде, собравшейся в ванне, что-то похожее на труп маленькой девочки. Лицо ее было багровым и разрослось почти в два раза больше своих первоначальных размеров. Она попыталась крикнуть «Стой!» — и без сил упала на мокрый пол. На уровне груди трупа плавал маленький пластмассовый стаканчик. Зеленая надувная лягушка прыгала по поверхности воды, деловито мельтеша передними и задними лапками. Лягушка прыгнула на плечо трупа, потом нырнула, потом опять прыгнула на то же самое плечо, всякий раз откусывая своим резиновым ртом кусочек плоти. Красная сумочка с киской то поднималась на поверхность воды, то опускалась. Ее лямку крепко сжимала полуразложившаяся рука трупа,
