часто случается.
П.А. Грессер сказал однажды приставу N., которого вызвал к себе для внушений.
– Я хочу добиться того, чтобы не публика существовала для полиции, а полиция для публики. Только после этого возможен будет порядок и обеспеченность строя жизни каждого обывателя. Наша предупредительность и любезность разовьет в публике к нам уважение и мы будем авторитетны. В противном же случае за нами останется одна физическая сила, способная возмущать и, следовательно, подрывать уважение…
Вот достойный взгляд на полицейского чиновника.
Эти фразы заслуживают серьезного внимания, так как они являются плодом долголетней практики одного из популярнейших градоначальников Петербурга.
А.П. Ермолов
(1777–1861)
Алексей Петрович Ермолов, отличавшийся острословием, приезжает по требованию императора Николая Павловича в Петербург после одной из славных своих побед. Входит он во дворец и застает в зале группу генералов, разговаривающих по-французски.
– Господа, – обратился к ним Алексей Петрович, – кто из вас знает по-русски? Доложите государю, что Ермолов прибыл.
Государь принял его очень ласково в своем кабинете. Расспрашивал про кавказские дела, интересовался подробностями последних побед.
Изъявляя свое монаршее благоволение, Николай Павлович спросил у Ермолова, какую он хочет получить награду.
Алексей Петрович ответил:
– Произведите меня, Ваше Величество, в немцы…
А.П. Ермолов проезжал раз Могилев, где, по неисправности своего экипажа, должен был на несколько времени остановиться. Командир I армии, граф Сакен, желая оказать Алексею Петро вичу уважение, приказал лицам своего штаба ему представиться. По приезде в Петербург Ермолов, рассказывая этот случай своим приближенным, сказал:
– Во время представления мне лиц штаба графа Сакена я заметил, что все служащие были родовитые немцы, один только был русский… и то Безродный!
Действительный статский советник Безродный управлял интендантскою частью в I армии графа Сакена.
В 1837 году, во время больших маневров в окрестностях города Вознесенска, одной стороной командовал государь император Николай Павлович, а другою – начальник военных поселе ний в Новороссии генерал-лейтенант граф Витт. Случилось так, что во время самого жаркого дела, без всякой достаточной причины, генерал Витт вдруг переменил образ действий и стал с отрядом отступать. Государь, не понимая такого неожиданного маневра, спросил у бывшего подле него А.П. Ермолова:
– Что бы значило это отступление, когда Витт находится в гораздо лучшем положении, чем я?
– Вероятно, Ваше Величество, граф Витт принимает это дело за настоящее сражение, – был ответ Ермолова.
И.Ф. Крузенштерн
(1770–1846)
Знаменитый русский мореплаватель адмирал Иван Федорович Крузенштерн был отпрыском немецкого рода фон Крузенов.
Однажды адмирал приехал в школу гардемаринов в экзаменационный день. Захотел он самолично проверить знания великовозрастных учеников и вызывает по алфавиту наудачу какого-то рослого и здорового детину, который чрезвычайно смело и развязно полез за билетом.
На билете значилось: «Лютер и реформация в Германии».
Крузенштерн приготовился слушать. Гардемарин откашлялся, по привычке оправился и, встав в непринужденную позу, начал:
– Лютер был немец…
После небольшой паузы Иван Федорович его спрашивает:
– Ну и что же из этого?
– Хотя он был и немец, но умный человек…
Крузенштерн моментально вспылил и крикнул:
– А ты, хотя и русский, но большой дурак!..
Я.П. Кульнев
(1763–1812)
Изгоняя роскошь и желая приучить подданных своих к умеренности, император Павел назначил число кушаньев по сословиям, а у служащих по чинам.
Майору определено было иметь за столом три кушанья.
Яков Петрович Кульнев, впоследствии генерал и славный партизан, служил тогда майором в Сумском гусарском полку и не имел почти никакого состояния. Павел, увидя его где-то, спросил:
– Господин майор, сколько у вас за обедом подают кушаньев?
– Три, Ваше императорское Величество.
– А позвольте узнать, господин майор, какие?
– Курица плашмя, курица ребром и курица боком, – отвечал Кульнев.
Император расхохотался.
И.Д. Лазарев
(1820–1879)
Прослужив долгие годы в Дагестане, где командовал русскими войсками, И.Д. Лазарев отлично знал страну, ее обычаи, нравы и приемы обращения с населением.
В Дагестане было несколько отдельных ханств, и в том числе Кумыкское, в котором располагалась часть войск, находившихся под начальством Лазарева.
Приехал он к месту назначения и послал сказать хану, что желает ему представиться.
Тот отвечал приглашением.
Входит Лазарев к нему со штабною свитою, глядит: сидит с поджатыми ногами хан на ковре, из кальяна синий дым тянет: не шевелится, будто и не заметил вошедших.
Передернуло русского офицера. Он сделал несколько шагов вперед и стал перед самым лицом кумыкского владыки.
Тот повел на него глазами и чуть-чуть мотнул головою, в знак поклона.
Лазарев, не говоря худого слова, запустил руку за ворот сидевшего, поднял его одним взмахом на ноги и, вытянув в рост, сказал ему:
– Ты здесь хоть и хан, а я моему государю подполковник – и ты его подданный. Так принимай меня так, как подобает рангу, возложенному на меня и твоим, и моим повелителем.
И надменный хан обратился тотчас в любезнейшего хозяина на все время пребывания Лазарева с своим отрядом в его владениях.
А.В. Лохвицкий
(1830–1884)
Раз известный адвокат А.В. Лохвицкий пришел к своему приятелю незадолго до известного таганрогского дела Вальяна и говорит, что всех подсудимых разобрали «хорошие» адвокаты, а ему достался чиновник, притом во всем сознавшийся.
– Но придумал речь. На скамье подсудимых будут все невиновные, не сознавшиеся. Мой один, который сознался… Я обращаюсь к присяжным так. Гг. присяжные, император Николай раз посетил тюрьму. Входит в
