надо.
Все поднялись и пошли дальше. На Карыся никто не посмотрел, и вдруг чего-то напугавшись, Карысь заспешил, юзом скатился с дерева и бегом кинулся догонять ребят.
Однако все гнёзда были пустые, и лишь однажды они нашли сухие скорлупки от сорочьего яйца.
Домой возвращались поздно и быстро, обиженные неудачей и зазря пропавшим днём. Все дулись на Карыся, словно он был во всём виноват. Тогда Карысь отстал и нарочно пошёл один, вспоминая, как шли они с Васькой в лес и как ловко удрали от деда Плехеева...
Дома мать крутила сепаратор. Тонкой струйкой бежали в пол-литровую баночку сливки, машина уютно гудела, в дырочку для машинного масла капало' молоко. Карысь сунул туда палец и облизал. Мать заругалась. Тогда Карысь вымыл ноги, попил молока с булочкой и потихоньку лёг спать. Он уже начал плыть по какому-то неведомому пространству, быстро и неумело гребя руками, и впереди ослепительно сияло солнце, похожее на сорочье яйцо, когда мать вдруг затормошила его и строго спросила:
— А где твои сандалии?
Вначале Карысь улыбнулся и хотел сказать, что они стоят перед кроватью, там, где всегда стояли его ботинки, но потом вспомнил, что из леса домой шёл босиком, и ему тут же захотелось крепко уснуть.
— Не знаю, — испуганно прошептал Карысь и зажмурил глаза.
— Он их потерял. Он босиком пришёл, я видела, — тоже строго сказала Вера, собираясь спать и прежде укладывая свою куклу.
Вера, тебя пока не спрашивают. Ты был в лесу?
— Ага. — Теперь Карысь совсем проснулся и вспомнил, как стояли его сандалии под берёзкой.
— Ты лазил на деревья?
— ...
— Ты, может быть, ещё и гнёзда зорил?
— Нет,—честно сказал Карысь, — там никого не было.
И ему влетело. Больше всего — за гнёзда. Мать подняла его и повела долгий разговор. Отец и Вера слушали, не вмешивались. Но когда мать сказала, чтобы Карысь собирался и шёл сейчас за сандалиями, отец вздохнул и вмешался. Он сказал матери и Карысю:
— ...Завтра утром мы съездим и найдём сандалии. Никуда они не денутся.
Мать с упрёком посмотрела на отца, Веру, Карыся и одна ушла спать.
Но сандалии куда-то делись. Их не было под первой берёзой и под остальными, на которые лазили ребята, — тоже. Их нигде не было, и получалось так, словно вообще никогда не было. Карысь вспомнил, какие они были жёлтенькие, из города, с блестящими металлическими пряжками и дырочками на носках, и заплакал. И чем дольше он плакал, тем лучше казались ему пропавшие сандалии.
— Ну что ты, Карысь, — удивился отец, — не плачь. На следующий год здесь десять пар сандалий вырастет. Мы весной приедем и все заберём. У тебя будет десять пар сандалий. Тебе на десять лет хватит. Договорились?
Карысь задумался и кивнул головой. Плакать он перестал.
Весну Карысь ожидал с нетерпением. И как только сошёл снег, а вниз по реке проплыли последние льдины, он пошёл в лес. Пошёл один, никому ничего не сказав и оставив дома новые, купленные зимой сандалии. Ещё издали он приглядывался к голым веткам берёз, думая, что сандалии можно увидеть далеко. Но на ветках они не росли, не росли они и под берёзкой. Тогда он сел на землю и крепко задумался.
— Нету, — сказал он дома отцу.
— Что такое? — не понял отец, собирая шприцы в чёрную сумку с красным крестом.
— Сандалии не выросли, — вздохнул Карысь, устав от размышлений.
Отец удивлённо посмотрел на него, потом улыбнулся, потом легко подхватил и посадил к себе на колени.
Лето было в разгаре, и Карысю не сиделось дома. Дома ему всё время хотелось или спать, или плакать. И то и другое Карысю очень не нравилось, и в каждый удобный момент он норовил удрать на улицу. Но не так-то просто это было сделать, особенно когда у Верки начались каникулы и она уже больше не бегала в школу.
— Вера, — сказала однажды мать, — тебе нужно больше заниматься с Серёжей. Он растёт совершенным дикарём, а через год ему идти в школу.
— А он не хочет, — Верка всегда хотела быть невиноватой.
— Ну мало ли что он не хочет, — нахмурилась мать, — ты старшая сестра, ученица второго класса.
Карысь, с жадным любопытством и тоской смотревший на улицу, насторожился и затаил дыхание. Он сразу же понял, что сейчас решается его судьба и решается не на день или два, а на всё лето. И если это решение связано с Веркой...
— А как мне с ним заниматься? — В голосе Верки послышалось любопытство и готовность начать занятия хоть сейчас.
От этого голоса Карысь тяжело вздохнул, завозился у окна, мучительно стараясь отдалить ответ матери. Он даже зажмурился — так ему хотелось, чтобы мать дольше не говорила, как с ним надо заниматься. Но ровным, спокойным голосом мать сказала:
— Почитай ему книжки. Сказки например. Каждый день по одной сказке. А чтобы они закрепились у него в памяти, пусть он потом тебе их пересказывает.
— Как в школе? — Верке обязательно надо было знать всё до конца.
— Примерно. — По голосу Карысь почувствовал, что мать улыбнулась.
— Ладно, мама. — Кажется, Верка начала искать сказки, и сердце у Карыся тоскливо заболело.
— Надо говорить не «ладно», а «хорошо», — поправила мать Верку, и тут Карысь, окончательно потерявший надежду вырваться на речку, легонько всхлипнул. Он и сам не знал, как это у него получилось, но только солнечная улица, молоденькие яблони под окном, светло-белая полоска реки между дебаркадером и утёсом вдруг показались ему до того недосягаемыми, далёкими и манящими, что слёзы сами собой выкатились из глаз. Карысь всхлипнул раз, потом ещё раз и ещё, и каждый новый его всхлип был громче прежнего.
Когда из комнаты на кухню вышла мать, Карысь уже плакал не стесняясь, тяжело всхлипывая, шмыгая носом и утирая глаза кулаками.
— Что такое, Серёжа? — удивилась мать, остановившись напротив Карыся. — Ты почему плачешь?
— Да-а...— Карысь отвернулся к окну, ещё сильнее плача и жалея себя.
— Ну вот, — огорчилась мать, — это уж совсем не по-мужски.
— Да-а, — опять выдавил из себя Карысь, — а на речку не пускаете.
— Ну почему же. Кто тебя не пускает? — мать погладила Карыся по русой голове и огорчённо заметила: —Ты опять давно не стригся.
— А книжки читать? — Карысь чуть притих, осторожно высвобождая голову из-под материной руки.
— И книжки надо читать, сынок. — Мать села рядом и забрала его на колени, и Карысь, уткнувшись лицом в её плечо, почувствовал покой и облегчение. — Ты хочешь в школу?
Карысь немного подумал, вспомнил, как скучно на улице, когда ребята в школе, и тихо сказал:
— Да.
— Ну вот. А для этого уже сейчас тебе надо учиться. Пока что — слушать.
— А на речку потом можно? — Карысь приободрился, слёзы его моментально просохли, и он
