воду в себя. Вода оказалась невкусной, тёплой и горьковатой, но Карысь выпил её всю, открыл глаза и рукавом вытер рот. Выпрямившись и сев на колени, он стал внимательно рассматривать копытце, по бокам и на дне которого радужно взблёскивали последние капли. Потом он отошёл от ямки и лёг в траву, подперев голову руками.
Карысь размышлял. С восторженным испугом он думал о том, как сейчас, через минутку, превратится в козлёнка, и боялся пропустить момент этого превращения. Он решил, что, когда станет козлёнком, обязательно поговорит с козой и узнает, кем она была раньше. О том, что будет дальше, Карысь не задумывался. Но проходили минуты, а ничего особенного Карысь не ощущал. Тогда он осторожно пощупал лоб — рогов ещё не было. Даже маленьких шишечек, с которых начинаются рога, Карысь не нащупал. Такое, явно затянувшееся, превращение Карыся озадачило. Он ещё немного подождал, то и дело щупая лоб, потом твёрдо решил, что воду надо выпить всю, без остатка.
Во второй раз вода показалась Карысю ещё более невкусной, и он с трудом допил её из копытца.
А между тем тучи, ещё недавно едва видневшиеся над далёкими сопками, теперь были совсем недалеко от села, и там, между этими тучами, всё чаще вспыхивали бледно-голубые молнии, и нарастающий рокот тяжело плыл над землёй. Ночка обеспокоено закружилась вокруг колышка, путая верёвку и сердито фыркая. Однако Карысь всего этого не замечал. Устав ждать и тревожиться, он лишь прислонился головой к тёплой земле, потом, поворочавшись, улёгся удобнее и незаметно уснул. Приснился ему маленький козлёнок на тоненьких белых ножках. Вначале козлёнок и Карысь во сне существовали отдельно, но потом Карысь исчез и остался только козлёнок. Он бегал по полянке, и трава почему-то была ярко-красная, холодная, обжигающая тонкие копытца. Потом как-то сразу козлёнок оказался в речке, и вода была тоже холодной, с шумом неслась мимо высоких берегов, и перепуганный козлёнок вдруг человеческим голосом громко закричал: «Ма-ма!..»
Карысь проснулся. Он сел и удивлённо потёр глаза кулаками. Всюду был дождь. Низкие тёмные тучи быстро неслись над землёй, и из них текла вода. Карысь огляделся и увидел, что Ночка стоит под черёмуховым кустом и мелко-мелко дрожит. Вымокнув, она стала маленькой и совсем не страшной. Вскочив, он побежал к колышку и долго раскачивал его, не в силах выдернуть сразу. За работой он не заметил, как Ночка подошла к нему, и, только почувствовав лёгкое прикосновение, оглянулся. Ночка стояла рядом и нетерпеливо подталкивала его головой. Карысь робко погладил мокрую Ночкину голову, и в это время в небе так бабахнуло, что он присел, зажимая ладошками уши. Потом опять схватился за колышек и потянул изо всех сил.
Вырвав колышек, Карысь ещё раз погладил Ночку, и они вместе припустили бежать домой. О том, что он так и не превратился в козлёнка, Карысь совершенно забыл.
Первого сентября все ребята ушли в школу, и Карысь остался один. Правда, не совсем уж и один, были ещё его сверстники: Колька Корнилов, Настька Лукина, Петька Паньшин, но, как полагал Карысь, они в счёт не шли. Разве могли они сравниться с Витькой Зориным или Васькой Хрущёвым? Нет, сравниться они с ними не могли, и потому с первого сентября Карысь остался один.
А уже подступала пора, когда листья, устав висеть на деревьях, начали медленно и плавно кружиться в воздухе, и падать на землю, и легонько шуршать иод ногами по утрам. И уже на озере, которое было когда-то Амуром, а теперь отделилось от него и стало большим озером с толстым камышом, всё чаще собирались в шумные стаи дикие утки, и отец по вечерам заряжал жёлтые патроны. Но особенно странное что-то творилось в тайге. Вначале на самых вершинах ближних сопок оделись в ярко-жёлтый наряд тоненькие осинки. Потом этот странный для тайги, огненный цвет начал спускаться всё ниже, и однажды утром, когда Карысь выбежал в огород, он с удивлением увидел, что но всей тайге занялись густо-красные, ярко-жёлтые и просто красные, жёлтые, оранжевые факелы. Среди сочной зелёной хвои эти факелы особенно сильно бросались в глаза, и Карысю казалось, что это какой-то невидимый волшебник раскрасил ночью деревья, как разукрашивают ёлку на Новый год. С малопонятным восторгом и удивлением смотрел он на изменившуюся тайгу, смотрел на реку, в которой теперь уже нельзя было купаться и над которой высоко в небе пролетали треугольники неизвестных Карысю птиц, и неожиданный восторг перед жизнью неведомой, но удивительно интересной, охватывал Карыся.
Он повертел головой, соображая, что бы такое необычное сделать сейчас, и вдруг увидел, что дед Плехеев выгоняет из конюшни лошадей. И ещё ни о чём не успев подумать, Карысь уже бежал через огород к конюшне.
Вначале дед Плехеев совсем не заметил Карыся, заворачивая лошадей к водопою. Но потом, когда Карысь взял прутик и начал помогать ему, бегая вокруг небольшого табунка коней, дед Плехеев, сидевший верхом на большой и круглой лошади, звали которую Чалка, весело сказал:
— Здорово, Карысь! Помогать пришёл?
— Да,— сдержанно ответил Карысь, глядя на деда снизу вверх.
— Это хорошо. А то, вишь, никак я тут один не управлюсь.— Дед Плехеев ткнул Чалку в бока ногами, дёрнул повод и нешибко поскакал заворачивать отбившуюся от табуна Лёльку, молодую и норовистую лошадь, за которой бегал маленький рыжий жеребёнок по имени Перстень. Отец дома говорил, что так его назвали за белую полоску на задней ноге. Карысь присмотрелся и действительно увидел на рыжей ноге жеребёнка узкую белую полоску. Он обрадовался этой полоске и побежал к Перстню, ласково прося его подождать.
— Перстень, Пе...ерстень,— звал Карысь, но жеребёнок проворно перебирал длинными ногами и ни за что не хотел отставать от матери.
Обиженно поджав губы, Карысь перестал бежать, а потом и совсем остановился. Он стоял на бугорке и смотрел, как спускаются лошади к воде, как всё быстрее они бегут, толкая друг друга круглыми боками, и как среди них совсем потерялся Перстень.
— И вовсе не красивый,—презрительно сказал Карысь,— весь рыжий, как Витька.
Он сел на бугорке и стал наблюдать, как шумно вбежали лошади в воду, как резко они там остановились и дружно опустили головы, отчего по воде побежало столько кружочков, сколько было лошадей. А рыжий жеребёнок, не захотев пить воду, уткнулся матери под живот и радостно замахал коротким пушистым хвостом.
Чалка тоже пила, и дед Плехеев, опустив повод, достал портсигар с тремя богатырями и закурил. Было хорошо видно, как поднимается над ним синяя струйка дыма и пропадает в прозрачном воздухе. Потом дед Плехеев закашлялся, и Чалка подняла голову, оглянулась на него и опять принялась пить, фыркая из широких ноздрей в воду.
Назад лошади возвращались потихоньку, и даже Лёлька больше никуда не бегала, а спокойно шла в середине табуна рядом со своим рыжим Перстнем. Лошади проходили мимо Карыся и легонько косились на него, а некоторые останавливались, удивлённо смотрели и, тряхнув головой, шли дальше.
Отчего-то Карысь загрустил и, подобрав прутик, стал ковырять землю.
— Ну, помощник, прокатиться хочешь? — неожиданно услышал Карысь голос деда Плехеева и, подняв голову, ещё ничего не понимая, но уже переполняясь тайным восторгом, с изумлённым недоверием спросил:
— Кто, я?
— Ну а кто же ещё у меня помощник? — дед Плехеев лукаво улыбнулся.
Карысь хорошо запомнил коварство деда Плехеева, который не утерпел и рассказал матери о том, что они ходили с Васькой в дальний лес, к тем далёким сопкам, куда, петляя и извиваясь, уходит манящая за собой дорога, и потому он осторожно спросил:
— А мне можно?
