— Подожди… — Иван, терзаемый смутными сомнениями, выскочил из кабинета и открыв «Чайзер», начал шарить внутри.
Деньги он нашел под роликовым массажером, на спинке сиденья. Прибежал в кабинет:
— Вот они! Я, наверно, в суете бросил их за спинку и забыл. Стрельба началась — уже не до денег было…
Оба облегченно выдохнули.
— Из-за этой наркоты Сорокин в больнице, — сетовал Юрьев. — А у нас столько дел…
Иван чувствовал себя виноватым, и работал с бумагами без лишних слов. Впереди еще было много работы: за ночь предстояло оформить все необходимые для возбуждения уголовного дела документы и «поколоть» задержанных на возможные места появления ушедшего «стрелка» и его связи. О сне можно было смело забыть.
Подготовили спецсообщение в краевое управление об изъятии особо крупной партии наркотиков, оформили документы, и только в пять утра Иван примостился на диван, а Вадим уронил голову на стол.
Спать долго не пришлось. В семь часов в дверь вломился полковник Санин:
— Как Сорокин?
— На операции, — сонно отозвался Иван, до конца еще не поняв, кто перед ним стоит. Когда он, наконец, окончательно проснулся, поздоровался: — Здравствуйте, Анатолий Дмитриевич!
— Что же вы так?
Вопрос остался без ответа.
Санин пересмотрел все документы, сходил и поторопил экспертов, пообщался с задержанными и, уже имея полное представление о случившемся, уехал в десять утра в краевое Управление, по пути заскочив на пять минут в больницу.
В кабинете Иван подбил отрывочные данные, в каком месте можно было искать ускользнувшего стрелка. Судимый за вооруженный грабеж и изнасилование двадцатисемилетний Артем Иванов имел кличку «Сирота». В деревне занимался выращиванием конопли, и было удивительно, что он ни разу не попался до этого на наркоте. Имел обширные связи в криминальном мире, но особо криминалом не ценился: в угоду личного обогащения мог кинуть кого угодно. Физически развит выше среднего. В армии служил в стройбате и демобилизовался старшим сержантом. Постоянно носит при себе оружие: нож или самодельный револьвер. Так же имеет обрез и по некоторым данным — карабин СКС.
— Возьмем! — ободрил Ивана Вадим. — Рано или поздно, сам проявит себя.
В течение дня Вадим и Иван ездили по деревням и общались с народом «за Сироту». Ничего нового они не смогли добыть и к вечеру вернулись. Решили навестить Женю. В больницу уже не пускали, но волшебные красные книжечки сделали свое дело, и их пропустили прямо в палату раненого.
— Поймали? — сразу спросил Женя.
— Ищем. Ты как?
— Говорят, жить буду. Дробь котелок проломила слегка, но все уже поставили на место, вроде вставили титановую пластину и будет заживать как на собаке. Я его вспомнил. Он проходил пять лет назад по грабежу.
— Мы уже установили его, — кивнул Вадим.
— Когда ловить будете, дайте ему по голове от меня, — попросил Женя. — В то же место, куда мне дробь попала…
— Безусловно, — усмехнулся Иван, большой специалист «давания по голове».
Дома Иван никого не застал. Жена опять ушла от него. Он быстро проглотил скудный холостяцкий ужин и завалился спать.
Вадим появился дома, когда жена и дочь уже начинали ложиться спать. Оля сразу справилась о здоровье Жени. Дочь хвастливо заявила, что победила в очередной школьной олимпиаде и сказала, что вокруг все только и говорят о бандитских разборках со стрельбой.
— А что говорят в городе? — спросил он у жены.
— Говорят, одного бандита застрелили, одного задавили машиной и ранено три милиционера.
Вадим расхохотался. Он обнял жену:
— Ну а ты в это веришь?
Весь следующий день тоже не дал результатов. Опера носились как угорелые, но дело ничуть не сдвинулось. К вечеру их вызвал прокурор города Николай Алексеевич Игнатов.
— И чего? — спросил он, когда опера вошли в его кабинет.
— Работаем, Николай Алексеевич, — пространно заявил Юрьев.
— Я не вижу результатов. Весь город на ушах стоит: опера подстрелили, а вы не только смогли упустить бандита, но и не можете выйти на него…
— Делаем все возможное и невозможное.
— Мало делаете! Дело Лося стоит? Стоит! Клиент ваш? Ваш! Почему нет по нему работы?
— Николай Алексеевич, мы делаем все возможное… — осторожно снова сказал Вадим.
Игнатов это знал и сам, но расслабляться не позволял никому. Такой это был стиль его работы, и он ему следовал. К тому же этот стиль был результативным. Хоть Николай Алексеевич вопреки положению о прокурорских работниках явно подзадержался на одном месте, но это было только на пользу делу и на руку операм, так как прокурор города за свои шестнадцать лет работы в этой должности ни разу не дал криминалу усомниться в своей беспристрастности. Прокурора боялся не только криминал, но и многие представители властных структур, на волне демократии уверовавшие, что пришло время безнаказанности. И было чего бояться. Игнатов был принципиальным человеком. И прокурор, и опера выполняли свои узкоспецифичные задачи, но в конечном итоге делали одно дело. Опера знали, что прокурор сделав промывание, скажет что-нибудь дельное, и уже настроились слушать по серьезному. Этот момент пришел.
— Вы вот что… во избежание неприятностей во время захвата этого «Сироты», я буду лично принимать участие в захвате. Я должен лично присутствовать, чтобы вы ему там не устроили «попытку бегства». Еще покалечите его. Знаю я вас. Все ясно?
Прокурор жестко посмотрел на оперов. Те разом кивнули.
Юрьев сказал:
— Да мы такого и не помышляли…
— Эта идея могла возникнуть у вас спонтанно, — усмехнувшись, заметил прокурор.
Опера оценили прокурора. В душе каждый из них тоже усмехнулся.
Уже ближе к ночи опера приехали к Чифу в госпиталь. Тот встретил их радостно: все это время он провел в одиночестве, если не считать приезд оперов розыска, которые мурыжили его своими вопросами часа три — лучше бы они не приезжали…
— Я вас приветствую! — привстал он с койки. — Какие новости?
— Выписываем мы тебя, — «обрадовал» бандита Иван. — Хорош казенные щи хлебать!
— Как это? — опешил Чиф. — Да меня же Слон или Фикса пришьют завтра же!
Эффект был достигнут, и следовало его быстро использовать.
— Мы знаем, где они сидят, и можем их взять. Ты даешь свидетельские показания или нет?
— Ни за что. Пусть меня лучше убьют.
— Пусть убьют, — согласились опера, и вышли из палаты.
— Мы его забираем, — сказал врачу Вадим.
Чиф ехал мрачнее тучи. В больнице его положили в коридоре, и всю ночь он продрожал в страхе, боясь, что его пришьют бывшие друзья. Утром он переговорил с врачом, сунул ему в карман последнюю стодолларовую купюру, и его перевели в отдельную палату. Там он приспособил табурет для блокирования двери и вздохнул чуть свободнее.
Через три дня в кабинет группы УБОП скромно постучался один из доверенных лиц. Это был парень по кличке Носатый. Он был личностью, хорошо известной в узких кругах города. Носатый был наркоманом со
