завернул одну его руку за спину. Свободной рукой Роман ударом браслета по запястью застегнул его так, насколько хватило сил. Вторую руку застегнуть проблем особых не составило. Бандит взвыл:
— Больно!
Роман, чувствуя, что в этот момент на него смотрит с надеждой маленькая девочка, локтем ударил Лимона по почкам
— Заткнись! Или пристрелю, ты меня знаешь…
— Тоже мне, ротвейлер гребаный, — добавил Иван, не расслышавший одну из последних фраз Лимона.
Лимон заткнулся. Иван потирал разбитый палец.
— Подъезд! — указал Роман, но Иван махнул рукой. Наличие или отсутствие сообщников сейчас не имело никакого значения. Вымогатель был пойман. С поличным. С обличающими его разговорами, записанными на два диктофона. А если кто-то сейчас и стоял в подъезде, то Фемида не признает его соучастником.
Парни поднялись с пола. Пока Иван по рации вызывал опергруппу, Роман подошел к Катюшке:
— Вот видишь, мы его поймали. Сейчас мы его отведем в тюрьму, а потом поймаем и других. Больше не будешь бояться?
Катя молча кивнула.
Таня села на кухне на стул и разревелась. Дочка стояла возле нее и тихо просила не плакать. Иван подошел к Тане и попросил её:
— Не плачь. Все кончилось…
— Что сейчас будет? Ведь их много.
— Они сейчас все по норам сидят. Никто не посмеет тебе мстить. К тому же я всегда рядом. Если я буду тебе нужен, звони на мой мобильник. Мне лишний раз пообщаться с эти уродами только в удовольствие…
Из дальней комнаты выглянул отец Тани, ничего не говоря, посмотрел на оперов и вернулся обратно. Лимон так и пролежал до приезда следователя и оперов.
— Кто это? — спросил Вадим, бесцеремонно приподнимая голову Лимона за волосы. — О, Лимон! Хорошо жить захотелось?
После проведения всех процессуальных действий, Лимона притащили в кабинет, и пока он не очухался, решили выпотрошить из него как можно больше информации. Запястья бандита были в крови — Роман, после разговора с перепуганной девочкой, не удержался и постарался причинить бандиту как можно больше страданий. Лимона усадили на стул и перво-наперво дали прослушать одну из кассет, которую еще не оформили как вещдок.
— Ну, что скажешь? — спросил Иван.
— А что говорить? — Лимон смотрел на оперов загнанным взглядом, помня указания Фиксы «не попадать под шестой отдел».
— Как ты понимаешь, доказательств, чтобы упрятать тебя на много лет, у нас предостаточно. Тебя можно даже на суд не возить. И так все предельно ясно и понятно.
— О чем тогда говорить?
— О сроке. Сколько ты потянешь? Двенадцать лет возьмешь?
Лимон испуганно завертел головой. Ему гнали туфту, но он в это верил.
— Твой срок от пяти до двенадцати лет. Но даже не надейся, что получишь по минимуму. Минимум надо заработать!
— Я сдавать никого не буду, — догадался, о чем пойдет речь, бандит.
— Все так вначале говорят, — усмехнулся Иван. — А потом задумываются. Когда мы таким, как ты, все факты под нос преподносим…
— Я не сука, и сдавать своих пацанов не собираюсь.
— Двенадцать лет — не срок! — засмеялся по блатному, давя на сознание допрашиваемого, Иван. — Когда выйдешь, если конечно доживешь, тебе сколько лет будет? Тридцать семь? И на что ты будешь способен? Где ты найдешь себе работу, квартиру, хорошую женщину? Твои друзья за двенадцать лет тебя уже забудут, а скорее всего, мы и их всех пересажаем! А кому нужен будет высохший туберкулезник? Сейчас во всех зонах зверствует туберкулез! Если и не сдохнешь, от болезни, то уж точно перестанешь быть полноценным человеком…
— А твоя Люська пойдет ложиться под твоих же корешей, — поддакнул Женя, намекая на сожительницу Лимона, бывшую пару лет назад мисс города.
— Ладно, говорить нам с тобой не о чем, вали в камеру и жди суда и свои двенадцать лет, — сказал Иван.
Женя толкнул его, вставай, мол, но Лимон ухватился за стул:
— Подождите. Я не хочу на двенадцать лет.
— Будет разговор? — коротко спросили его.
— О чем?
— О Фиксе! О чем же еще?
Видно было, что бандит колеблется. Одно дело какие-то абстрактные понятия о воровской чести и совсем другое — реальные годы отсидки. Иван, оценивая психологическое состояние Лимона, решил, что уже пора начинать обработку:
— И сколько ты с этих трехсот или четырехсот баксов имел бы? Ответь мне в начале на этот вопрос.
— Мне Фикса сказал, что я на машине через месяц ездить буду.
— А деньги он тебе давал?
— Давал. Всего за все время штуку баксов. Он говорил, что я столько буду получать раз в неделю.
— Чего-то обмельчала получка, — усмехнулся Женя. — В начале девяностых бандиты столько в час имели…
Лимон вопросительно посмотрел на Женю. Тот утвердительно кивнул:
— Фикса имеет тридцать-сорок штук со всех коммерсантов. Две тысячи он отослал на Владивостокский и Уссурийский централы, пятерку отдал Трофиму, трешку Джеку, а остальное положил себе в карман. Ты для него никто. Пешка. Тебя посадят, Фикса себе найдет другого лимона. Это ты понимаешь или нет?
— А что я должен понимать?
— Понимать то, что такими, как ты, Фикса себе сколотит состояние, подставляя под удар не свою голову, а именно таких дебилов как ты. Это справедливо? Фикса знал, что Таня написала заявление в милицию. Он знал, что такими делами занимается шестой отдел, но все равно послал тебя, понадеявшись, что мы лохонемся. А жадность фраера сгубила. Это хоть ты понял?
— И что вам от меня надо?
— Как что? Полную раскладку проводимых Фиксой мероприятий. Чем занимается, что ест, с кем спит, и так далее по порядку поступающих от нас вопросов.
— Хорошо, я расскажу. Только я хочу задать вам один вопрос. Можно?
Опера пожали плечами. Иван кивнул:
— Валяй!
— Вот с вами был пацан из «Кобры»…
— Ну и что? Это наш свидетель. Закон не воспрещает.
— Вы с «кобровцами» дружите, а они наркотой торгуют. Фикса мне сказал, что вы их в этом деле прикрываете. Где справедливость?
Опера переглянулись. Иван спросил:
— Кто именно торгует?
— Я не знаю. Это мне Фикса это как-то говорил. Вы у наркоманов наркоту отбираете, а потом Серому через «Кобру» и продаете.
— Подожди, какую наркоту? — развел руками Иван. — У каких наркоманов мы ее отбираем?
— Ну, разную наркоту. Героин там, эфедрин…
— А у кого отбираем-то?
