прошедших войну. Сидел он недолго — год. Но потом вышел, и все равно не смог зажить нормальной жизнью.
До армии я учился с ним в «фазанке», мальчишка ничем от других не выделялся. Разве что был самый маленький. В 1996 году я встретился с ним на встрече «участников», которую организовал городской комитет по делам молодежи. Какое-то время я поддерживал его как мог, воспитывал, нашел ему работу, но все было напрасно. Слишком сильное потрясение он пережил, будучи в Чечне. Вскоре он снова сел. Через год он вышел. Жизнь у него никак не складывалась. Он поехал работать во Владивосток — где-то на стройках, где его принимали за выходца из Таджикистана и охотно принимали на работу, а потом вышвыривали без зарплаты.
Мы сидели с ним во дворе и пили пиво. Говорили ни о чем. Никаких целей в жизни у него не было. Как-то он даже мне сказал, что хотел бы вернуться назад, в Чечню. Там хоть одевали и кормили.
Но до сих пор он числится СОЧ — самовольно оставившим часть по 205-й мотострелковой бригаде. Можете проверить. Эта информация есть в интернете. Я ему показывал — его потом долго трясло.
ГОРОД ГРОЗНЫЙ. КОЛЯН
Командир мотострелковой роты капитан Петров, пригибаясь, бежал через детскую площадку, над которой еще стелилась пыль после разрывов нескольких минометных мин.
Он старательно обогнул восемь трупов бойцов своей же роты, которые были убиты сутки назад удачным выстрелом чеченского гранатометчика, внезапно выскочившего из-за угла и саданувшего гранатой прямо в костер, вокруг которого сбились в кучу бойцы. Вот и согрелись…
А ведь еще неделю назад капитан Петров думал, что, погибни в его роте хоть один боец, его точно посадят. Однако вот уже ему довелось встретить в Грозном Новый Год, за который его рота уменьшилась наполовину, и сейчас он уже не думал о потерях. Они стали обыденностью. Даже трупы никто не подумал сложить куда-нибудь в угол. Всего лишь за одну неделю люди стали другими. Совсем другими…
Мотострелковый батальон занимал целый квартал панельных пятиэтажек. Чтобы захватить эти восемь домов, войскам пришлось умыться собственной кровью. Люди бились ожесточенно, на пределе своих человеческих возможностей. Предел должен был наступить, и он наступил. Как ни пытался Петров выставить сегодня утром пост на крайний дом, никто из бойцов туда не пошел. Капитан под угрозой оружия повторил приказ, но никто из его бойцов даже не пошевелился. Смертельно уставшие люди ничего не хотели делать. Большая часть оставшейся роты просто лежала в подвале одного из домов и наотрез отказывалась что-либо делать. Битье не помогло. Люди, вчерашние школьники, не могли, не хотели воевать.
Петров, не посмевший расстрелять за неповиновение своих подчиненных (а такие факты имели место), сам пошел на пост, прихватив с собой только одного контрактника — сорокалетнего мужика, который отвоевал в свое время в Афганистане, и знал, чем может закончиться такое настроение среди личного состава. Почти сразу на них вышли три десантника, которые сообщили, что организованный в соседней многоэтажной «свечке» пункт приема раненых просит эвакуировать двадцать раненых. Петров только ночью сплавил в тыл своих раненых, а тут еще эти. Он хотел отказать, но потом передумал.
И вот сейчас он бежал к своим бойцам, пригибаясь, обходя убитых и воронки от разрывов мин.
Водитель БТР-80 Колян тупо смотрел на своего командира, как тот появился из стены пыли, как призрак из ночной тьмы…
Коляна БТР-80 стоял кормой к стене панельного дома, укрытый от минометного обстрела мертвой зоной — мины падали метрах в пятнадцати перед носом, не нанося машине особого ущерба. Все навесное оборудование уже было снесено, а колеса, чтоб осколками не пробивало, были укрыты снятыми в подъезде железными дверьми. Двери уже были обильно посечены, но еще могли послужить. Еще три таких же «коробки» стояли в каменном мешке пятиэтажек в разных местах. Это все, что осталось от батальона за неделю боев в Грозном. Четыре бэтээра, да два десятка смертельно уставших солдат.
Петров был единственным офицером, оставшимся в живых. Все его взводные, все «пиджаки», уже давно гнили на горящих улицах неприступного и коварного города… Петров, номинально являясь ротным, по сути командовал батальоном. Вернее, тем, что от него осталось.
Петров остановился возле бэтээра, открыл бортовой люк и ввалился как раз за мгновение перед взрывом очередной мины. Осколки простучали по железной двери и броне. Капитан несколько секунд пытался отдышаться, потом схватил Коляна за воротник:
— Заводи машину. Поедем к «свечке»… там нужно забрать раненых…
Колян отшатнулся. Сейчас капитан Петров был для него посланником ада.
— У меня севшие аккумуляторы…
Петров поднял Коляна за воротник и пристально посмотрел ему в глаза, Колян опустил взгляд. Сейчас ему хотелось только одного — спать.
— Скотина… — прошипел капитан и с силой толкнул Коляна от себя.
Колян завалился на полик машины, ударившись головой о стойку башни. Петров выбрался из люка и исчез. Колян закрыл глаза. Вот сейчас хотя бы час поспать. И никто не помешает…
Сознание стало покидать его, Колян, понимая, что он засыпает, несколько мгновений удерживал сознание, наслаждаясь своим состоянием… вот сейчас он уснет… уснет и забудет эту бойню… эту войну…
Капитан Петров, шатаясь, пошел к следующей «коробке». Водитель спал, а когда капитан разбудил его, тот выхватил из кармана ручную гранату и заорал:
— Не подходи!
Петров отшатнулся. Пошел дальше, но никаких водителей он больше не нашел. Они явно прятались где-то, а может, сбежали. Капитан сел возле стены дома и обхватил голову руками. Вдруг ему пришла в голову совсем простая мысль, которую он тут же шепотом озвучил:
— Сдохнем все…
Петров достал из кармана пистолет и посмотрел на него.
Мама влезла в люк бэтээра и своей нежной рукой, знакомой с самого детства, коснулась лица Коленьки. Тихо позвала его:
— Николай… Коля…
Колян подскочил, открыл глаза. В машине никого не было. Сердце выпрыгивало из груди, и кровь стучала в висках. Что это было?
Он метнулся к люку, но и снаружи матери не было. И тут он вдруг услышал ее голос:
— Коля, сынок, помоги мне…
— Мама! — крикнул Колян. — Мама, ты где?
— Сынок, я в «свечке», вместе с ранеными… приезжай за мной! Не дай пропасть мне… — Колян слышал эти слова совершенно четко.
Он снова несколько раз обернулся, но мамы нигде не было.
«Она у свечки» — мелькнула правильная мысль. «У свечки».
Колян перебрался на место водителя, включил массу, ткнул кнопку пуска. Дизель провернулся несколько раз и затарахтел. Колян чуть наддал газу, и двигатель надрывно взвыл.
— Мама, я сейчас… сейчас…
Колян включил скорость и машина, опрокинув прикрывающие ее двери, покатилась по двору.
— Мама, потерпи… я сейчас…
Колян развернулся за домом и выскочил на центральную улицу. Дорога была завалена деревьями, каким-то хламом, стенами частично обрушенных домов, но это не могло помешать Коляну спасти свою маму. Он умело вел машину, лавируя между препятствиями, и гнал бэтээр вперед, туда, где с ранеными была его мать.
По бэтээру пустили «муху», но промахнулись, прошлись несколькими очередями, но что эти очереди
