— А… я…
— Вот и не суди.
— Да я сейчас удостоверение заложу! Такой женщине шампанское с шоколадом! — заорал он и побежал на улицу, в чем был.
Мороз чуть просветлил его мозги, но не охладил пыла. Он влетел в коммерческий магазинчик и, громко крикнул, бросил журналистское удостоверение на стол:
— Праздник любви!
— О-о-о! — отдало гулом ханыг, мечтающих опохмелиться задарма.
Две продавщицы сменили тут же зеленовато-бледный цвет лиц на здоровый.
— Закладываю документ! Всем по бутылке пива. Мне тоже три. А моей самой лучшей женщине на свете — шампанского и шоколада! Завтра…
— Уж лучше послезавтра отдашь. Моя смена будет. А завтра бы проспаться не мешало, — буднично ответила старшая, окинув его покровительственным взглядом.
— Отлично! — согласился он. — Собирайте пакет!
— Во Алюша какая счастливая! — восхищалась поступком Славы Ирэн. — Во как мужиков раскручивает! Так и надо! За тебя!
— Так и будет! Так и будет! — кивал Слава и, поглядывая на Алину, занимающуюся чем-то ежедневно-домашним, чувствовал, что задыхается. — Такая женщина ещё не той жизни достойна. Она ещё у меня на иномарке ездить будет! Я тут дня два назад сидел в своей редакции, вдруг влетает ко мне в кабинет бизнесмен окровавленный, у него офис рядом… Я рубаху свою порвал, его перевязал. Он 'Скорую' не хотел вызывать… Так он мне и говорит, — как получит несколько вагонов тушенки, так один мне дарит. А получает он её сегодня! Так я все деньги эти случайные на Алину потрачу. Сколько я их, Господи Боже, за последние годы пропил! А теперь… теперь она у меня на иномарке ездить будет.
— Ты чего? У тебя же жена, дети… — покачала головою Ирэн.
— Так об этих деньгах же в семье не узнают.
— Ну, Алька! Ну, Алька! Вот счастливица! Едва от мужа ушла… И чего ж это твой Кирилл не догадался… — Ирэн обернулась на Алину. Алина сосредоточенно мыла посуду и не оборачивалась.
— Аль! Да сядь ты с нами! Выпей шампанского!
— Мне некогда, — тихо ответила Алина и вышла из кухни.
Вернулась в шубе.
— Я пошла. Когда уходить будете, дверь просто захлопните.
Когда Алина вошла в кабинет Михаила, в нем было полно народу. Все свои. Все те, что пили вчера, отмечая юбилей главного редактора, а сегодня, с утречка, опохмелялись. После вчерашнего. Все были в курсе о том, что около двух месяцев назад произошло между Михаилом и Алиной. Алина представала теперь в их глазах маньячкой, неожиданно, в самый неподходящий момент и в самом неподобающем месте способная броситься и изнасиловать мужчину. Краски Михаилу даже не приходилось сгущать. Достаточно было все вспомнить в мельчайших деталях. И наблюдать, как балдеют мужики, слушая подробности. Теперь её былая внешняя сдержанность и репутация недоступной и верной жены казались им просто личиной. Личиной опасной сумасшедшей. Никто бы не хотел вот так… И все-таки — это было заманчиво.
Она вошла, и все, видавшие виды, седые ли, лысые, но ещё крепкие ветераны местной компании, оглянулись на нее. Былых возгласов, приветствий, комплиментов она не услышала на этот раз. В гробовой тишине она прошла к столу Михаила. Михаил покраснел у всех на глазах и замер.
Этого от него не ожидали. И теперь все были готовы к тому, что Алина, все поняв, сходу отвесит сплетнику хлесткую пощечину.
Алина действительно сразу поняла, о чем они. Но, сдержав презрительную усмешку, как ни в чем не бывало, попросила Михаила подписать запрос на разрешение ей и фотографу Фоме посетить зоны в ГУИД, в Управление, за которым, как бы оно не меняло аббревиатуру, на века закрепилось былое название ГУЛАГ — Главное Управление Лагерей.
Михаил, стараясь скрыть волнение, негнущейся рукой изобразил свою подпись.
— Привет всем, — мило улыбнулась Алина и ушла.
Комната загудела. Теперь всем стало ясно, что Михаил не врал. Маньячка рванула за легкой добычей в самую гущу страждущих баб-с. Да ещё для прикрытия берет с собою Фому, который совсем спился.
ОСТАЛОСЬ ДВЕСТИ СЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТЬ ДНЕЙ.
ГЛАВА 18
— Алька! Аль! Да что же это такое творится! — кричала в телефонную трубку Ирэн. — У меня на этих мужиков юмора уже не хватает. Захожу в Домжур, смотрю твой… ну тот… твой герой-любовник, что с шампанским, носится по столам и пристает ко всем 'Слушай, купи у меня вагон тушенки' Все ему опохмелиться дают, а один вдруг среагировал и серьезно так говорит: 'Куплю, только ты сначала купи у меня фуру ножек Буша'. Во — бизнесмены!.. А я-то думала!..
— А я и не думала. — Ответила Алина, и прошептала в сторону: 'Невозможно!..' Но едва положила трубку, вновь звонок:
— А можно… можно я снова буду за тобой ухаживать? — спросил Кирилл по телефону Алину.
— О, господи, — тихо воскликнула Алина. Сосредоточенным, ничего не видящим вокруг, взглядом она посмотрела на сигарету.
— Я буду снова носить тебе цветы… как это было раньше, помнишь? Ты помнишь, как мы поссорились, а я ушел и вернулся с розами. Их было тридцать три. Мы были счастливы тогда…
— Мне некогда, извини.
— Ты уходишь? Давай, я за тобой заеду. Подвезу
— Ты что?! Ты издеваешься надо мною?! Лучше просто женись ты ней и не мучай ни меня, ни её.
— Нет! Ну почему мы не можем понять друг друга?! Но что, скажи, что я могу для тебя сделать?
Это 'для тебя' всегда почему-то ранило Алину. Он никогда не говорил 'для нас'. Но впрочем, теперь ей было все равно.
— Все, что мог, ты уже сделал.
— Ты уж прости меня, я бываю груб-с… Прости! Ты думаешь, мне легче? Я тут пережил такое! Тебе что… вот решишься все-таки на операцию — и как рукой снимет. А у меня… Я такое пережил… Я чуть не умер от разрыва сердца. Ты думаешь…
— Ни о чем я не думаю. Знаю только, что не хочу умирать на твоих руках.
— А вот я бы хотел. Теперь я точно знаю, что именно этого я бы хотел.
— Отлично, теперь ты! До этого твоя мамочка… Как вам нравится умирать! А я…
Она посмотрела куда-то далеко за окно… за деревья, дома, за горизонт и тихо произнесла, кивнув: — Ладно, прости и прощай.
— У тебя по гороскопу год борьбы за свободу. Вот и пошла, как чернобыльский реактор, вразнос, а кому от этого легче?..
Она молча повесила трубку.
Не было в ней никаких эмоций. Словно лопнули и исчезли отвечающие за сигналы эмоций клетки в мозгу. А дни шли своим чередом. Ей было уже все равно — сколько дней ей осталось. Песок пустыни её души ритмично скрипел в такт шагам.
— Почему, вы — изящная, юная женщина — и вдруг решили ехать в зоны? спросил её начальник одного из отделов Главного Управления Исправительными Учреждениями.
Этот самодостаточный и самодовольный толстяк Димитрий Сидорович сидел перед ней, развалившись в кресле и, цинично разглядывая Алину, проводил с ней обязательное личное собеседование, перед тем, как выдать разрешение на посещение зон.
Алина же волновалась:
— Я хочу… я…
