— Он играет буддистские песнопения.
— Я не специалист по этническим ансамблям.
— Но это же что-то колдовское!.. И ещё — он отрезал себе нос!
— О да… Это аргумент! — Закивала Алина, — Но я все равно не дойду до этого идола с обструганный носом, я хочу в туалет!
И начались их естественные, метания-мучения по вечерней Москве. Но все-таки им удалось вычислить выселенный двор, и они свернули в его сумрак, на его утоптанную почву, невдалеке светился прозрачным холлом недавно реставрированный особняк, окруженный помойкой, ямами, колдобинами и строительным мусором. Анна, отдав свою сумочку Ирэн, пошла в темный угол.
Когда же вышла, увидела, как из особняка выходят люди. Все в кремовых кашемировых пальто. Итальянцы, почему-то подумала она, и оглянулась — Ирэн нигде не было. Она позвала её стоя посреди двора.
— Бежим отсюда, бежим! — услышала громкий шепот подруги из-за ствола огромного тополя.
Ты чего это испугалась? — спросила Алина, совершенно не понимая, почему это вдруг она должна бежать с этого перерытого двора, спотыкаясь и ломая ноги в темноте, когда можно выйти вполне достойно по тропинке.
Она нащупала путь во тьме, и уже было ступила на него, как вдруг какой-то человек в черной кожаной куртке догнал её, в несколько прыжков, и пересек ей дорогу. Алина изумленно тряхнула кудрями, мол, что это с ним?.. — и увидела дуло автомата, направленного ей в грудь.
За спиной раздавался тихий, явно не итальянский, скорее вкрадчиво советско-южный говор.
'Чеченцы?' — подумала Алина, — 'Ну и что? Почему это я должна бояться чеченцев?' Тем временем дуло больно упиралось ей в грудь.
— Журналистка? — спросил парень. Парень был свой, парень был совершенно русский — губошлеп из московских дворов, но стоял перед ней с непроницаемым выражением лица.
— Ну и что? Ты теперь убивать меня будешь? — усмехнулась Алина.
— Бежать! Идиотка! Бежать! — убегая орала Ирэн, от испуга забыв спряжения и склонения разом.
Но уже выбегая на бульвары, она оглянулась в проем двора освещенный полной луной и тусклыми фонариками у входа в особняк. Алина, как ни в чем не бывало, продолжала что-то говорить. Ирэн не слышала её слов, но понимала, что она явно насмехается над парнем. Колени её подкосились, сейчас, сейчас кровавое месиво взамен этой красивой, отважной, непонимающей, непринимающей!.. И поплыли телеобразы расстрелянных трупов… Слезы отчаяния выступили на глазах, и она, приседая, продолжала шептать-хрипеть, — бежать, бежать!
— И оно тебе надо. Надоели мне ваши пушки! — продолжала, с желтоватой скукой видевшего все на этом свете человека, рассматривая, словно игрушку забавного трехлетки, черное дуло, Алина.
Парень усмехнулся в ответ её выражению лица, и покачал головой.
— Дай хоть посмотреть — из чего меня чуть что расстреливают?!
— Не дам, не положено.
— А стрелять положено?
— Положено.
— Положено? — скептически хмыкнула Алина, и ей стало жалко этого русского парня, вынужденного служить чеченцам, с которыми все ещё воюют его ровесники…
Они посмотрели друг другу в глаза, и застыли на мгновения в прицельном обоюдном гипнозе мужчины и женщины.
И тут на героическом полете Ирэн подлетела к ней, и вцепившись в рукав её кожаной куртки, потащила со двора, — Да мы только в туалет сходить, пардон, пардон!!
— Да почему это я должна бежать? — продолжала упираться Алина, Почему я должна бояться ходить по своему городу? Не пойду! Не побегу никогда! Пусть стреляет! Пусть!
— Больные на голову что ли? — хмыкнул парень, — Да бегите же, бегите, пока вас хозяева не заметили! И видя, как упирается Алина, умоляюще зашептал, — Я вас умоляю, я вас прошу!
ГЛАВА 9
Вот это да! Вот это апофеоз! Метафора! Какой-то бред! — шла, восклицая, Алина, — О как все невозможно!
— По чему ты не испугалась?!
— Да надоело! Чуть что — тычут пушками, понимаешь ли. И все равно боятся больше. Все чего- нибудь боятся. Трясутся за свою жизнь. А я не хочу! Я хочу жить и не бояться, как невменяемое животное. И буду! Где твой лысый с обрубленным носом?! Впрочем, нет на свете ни одного мужчины, который бы мог хоть чем-то заинтересовать меня!
Они дошли до дощатого зеленого забора и вошли в ворота.
Это был город в городе. Это был настоящий мистический бал.
Разрушенный, выселенный двор, окруженный тремя старыми в желтой штукатурке с выбитыми кое- где окнами постройками, гудел народом, в свете факелов мелькали лица.
Женщина с покрытым густыми белилами лицом в белом платье с голубым крылом ангела прошла- проплыла мимо них, затем человек в цилиндре, длинноволосый хиппи, панк с зеленым гребнем волос на голове…
Что это? — спросила Алина никого, и ей ответили из темноты — Да, так… тусовка. Нас выселяют. Дома продали под гостиницу, на снос.
Вокруг Ирэн закружила толпа разномастных людей и увлекла её в мерцающую огоньками фонариков тьму. Алина осталась одна, среди незнакомых лиц, и в тоже время вроде бы знакомых. Все они были людьми приблизительно равного образования, воспитания, круга, хотя и совершенно разных возрастов. 'Пора брать интервью', — подумала она, достала из сумки диктофон, включила и спросила первого попавшегося ей бородача, напоминающего купца, или художника передвижника: — Что для вас это место?
Он задумался на мгновение, его серьезные карие глаза таинственно блеснули в свете мелькнувшего мимо факела: — Мы существуем в ситуации информационного потопа, пора уже строить Ноев ковчег.
— Но если говорить объективно, это же страшно — приличные люди, носители культуры собираются в каких-то развалинах. Отсюда — наркотики, инфекции, депрессия, опустошенность и суицид!
— Объективность недоказуема. — Словно не слыша её, продолжал незнакомец, — Абсолютно недоказуема, потому что объективная реальность существует вне нас. Все что объективно, не субъективно. А здесь собрались люди не шаблонного мышления, здесь сплошь субъекты.
— Что для вас это место? — спрашивала Алина у другого, уже отчаявшись найти у спрашиваемого адекватность восприятия требований современной жизни и своего места в ней.
— Альтернативная культура… — после минутного раздумья, ответил ей одутловатый мужчина лет тридцати в черном, развевающемся полами, словно флагами, плаще. — Я думаю, что это уходящая реальность. И все кто приходят сюда немного ностальгируют по тому, что нет в реальной жизни. Это маленький остров, на котором все хотят обрести иллюзию времени давно утраченного, ответил ей Александр Детков.
'Детков… Детков…' — заработало в её мозгу, — 'Детков руководитель группы, влетевшей в редакцию газеты 'Московский Комсомолец', с целью предупредить о том, чтобы не выступали против 'Памяти'. Только его звали тогда Николаем. Интересно — папочка или старший брат там, весь в борьбе за одну единственную национальность — этот здесь — в ностальгии, где людей разделяют по уровню восприятия иллюзорного…'
— … Меня зовут Артур, я занимаюсь всем,
— Как всем?
— Всем. Пишу стихи, картины, работал грузчиком, слесарем. Нет лучше места для меня… Я пишу очень короткие стихи, Там не хватает четырех стихов. Это не так называется… Это не так называется… —
