оформить патент, как 'ноу-хау', но её отговаривали, объясняя, что в обществе озверевшим от естественной жестокости, скорее согласятся официально до смерти заласкать, чем признать возможность лечения таким способом. Но все-таки фирму учредили, как благотворительную психологическую помощь.
Однажды в её офис залетела столь взволнованная женщина, что не могла объяснить сразу — в чем её проблема. Женщину принимала Надежда, умеющая ни при каких обстоятельствах не дрогнуть своим фантастическим лицом. Когда её видели клиентки, обращающиеся с просьбами, они сначала впадали в состояние шока, а потом начинали медленно и правильно излагать свои мысли и пожелания.
После часовой беседы, Надежда зашла в кабинет Алины.
— Патологический мот нам подходит?
— Это не болезнь. Это судьба, — усмехнулась Алина. — Если у него есть, что проматывать, то она должна быть счастлива, что муж не безработный лентяй. И чего это нашим женщинам вечно не терпится что-то исправить, кого-то воспитать?.. Хоть бы один мужик заслал свою жену в наше виртуальное путешествие…
— Было. Вспомни — раковая больная, желудок. Мы её отправили голодать в пустыню с бурдюком воды. Не в пустыню, конечно, а поволжскую степь. Выбралась через три дня в деревушку из трех домов. Там наши люди заплатили оставшимся местным старикам, чтобы все соблюдали диету сыроедения и подольше под любыми предлогами не отпускали её. Неужели не помнишь? Так что бабы были. И патологический лентяй был. А вот мотов у нас ещё не было.
— Так в чем же дело? Что, его жене денег не хватает?
— Нет. Зарабатывает он много, но… по её выражению: выбрасывает деньги в форточку.
— Пусть встает под форточкой и ловит. — Усмехнулась Алина.
Ей было некогда переключаться на другую проблему, она читала отчет о похождениях патологического вруна, очередной раз доведшего до истерики всю семью, тем, что объявил приятелям причиной своей тоскливой внешности похороны обоих родителей, неожиданно скончавшихся в один день. Приятели, взрослые, преуспевающие люди, уже давно не верившие своему школьному товарищу, сужавшие ему деньги, лишь бы отвязался, да из милосердия не надеясь, что отдаст долг, вдруг поверили, и выпытав у него день и час похорон, явились к нему домой с траурными венками. На ленточках обвивающие венки были написаны имена родителей вруна. Открыла дверь его мать, ничего не подозревающая женщина, хотя и шестидесяти пяти лет, но явно бодрая, можно сказать в соку и в полном расцвете сил. Скорая помощь еле откачала её от сердечного припадка. Теперь этот враль десятый день проводил в компании глухонемых в забытой богом глуши. В лесном пансионате на Валдайской возвышенности, из которого невозможно было сбежать. Отчет напоминал комедию. С чувством юмора у наблюдателя было все в порядке. Впрочем, как и у Алины, придумавшей болтуну подобное наказание.
— Это её образное выражение: 'Бросает деньги в форточку'. — Продолжила Надежда. Но выражение это заставило вернуться Алину к собственной фантастической реальности, — уже смутно вспоминалось что-то из её прошлой жизни. А Надежда продолжала, — Он даже на трусики ей потратиться — не то что бы жадничает, но забывает, говорит, что деньги даст потом, потом и не дает. А по ресторанам ходит и её таскает, не замечая, что дома нуждается во всем её ребенок от первого брака. Она вышла за него, как за респектабельного мужчину, а получила второго ребенка, игры которого даже не сдерживаются отсутствием средств.
— Может быть его ограбить? А потом вернуть деньги месяца через три, или шесть?..
— Я уже предлагала это. Она сказала, что это невозможно. Он делает деньги ежедневно, как бы ни из чего — играючи.
— Красиво. С таким не грех и поиграть на 'кто — кого'. Ладно. Давай устроим ему маршрут номер пять. И по деревням и весям, чтобы катали его на телеге по замкнутому кругу без копейки денег. На какую сумму она способна?
— Говорит, не задумываясь, возьмет у него из кармана тысячу долларов, поскольку в день, обычно, он пускает на ветер чуть ли не тысячу. Врет, конечно… но уверенно.
— Вот видишь, за тысячу и с парашютом не кинешь. Сунуть в мой 'джип', а потом выкинуть в чистом поле, километров за триста от Москвы — дешевле получается. Только ты уверенна, что этот новый русский не дознается от неё потом, что произошло, и не устроит нам облаву? Они ребята вспыльчивые. Опасный контингент. У нас же таких ещё не было.
— Я думаю, можно будет подписать с ней такую форму договора, что она сама не будет знать, когда это с ним произойдет. Возьмем внезапным нападением. А когда результат скажется, месяца через три возьмем с неё деньги. Он успокоится, а она не будет знать, что это исходило от нас. Через три месяца побоится признаться ему, когда догадается, что его исчезновение было нашей работой.
— Нормально. Заодно её ценить научим таких вот. Но не проще было бы развестись? Если уж действительно такое несовпадение?..
— Спрашивала. Боится. Уже пожила одна. Сама знаешь, что такое зависимость.
— Какая зависимость — независимость… Не поймешь — что лучше, и кто в действительности от кого зависит. Может, он без неё и деньги бы не тратил на что попало… как мой Кирилл без меня, слышала я, остепенился, по бильярдным и ресторанам меньше шляется, новую жену, во всяком случае, никуда с собой не таскает. А мне бы обидно было, что муж без меня развлекается. Хотя я и ворчала… Мы были красивой парой. Я его так любила… а бежала от него.
— Любила?
— Конечно. Я теперь это понимаю. Он был как я — такой же. Оба свободолюбивые. Единственная проблема была в том, что мне при нем было дано маленькое пространство, а ему большое. Нет, мне порою без него тоскливо никто тебя не поднимает, не тянет играть черти куда, да и с шишками на лбу никто не устраивает театра…
— А этого… музыканта своего сумасшедшего ты тоже любишь?
— Это моя боль милосердия. — Усмехнулась сама над собою Алина.
— На Руси говорят, любить значит жалеть.
— Что полностью опровергает наше занятие.
— Может быть его тоже скинуть?
— Я не знаю — чем он болен. Я не могу понять.
— Шизофренией.
— Но какой заманчивой, какой интересной!
— Да чего там интересного — ты посмотри на результат.
— А что результат, Надежд, какой может быть результат? У мужчин он поразнообразнее, чем у женщин.
— У женщин пик истории, к сожалению один — вышла замуж.
— Вот именно. Вышла замуж и все. Считай — конец истории. Что я буду делать без тебя, когда ты выйдешь замуж за своего укротителя тигров? Он же не сможет жить у нас. У нас даже тигры в цирке голодают, не говоря про дрессировщиков.
— Я уеду туда, прощупаю почву, и мы перейдем на мировой уровень. Тигров тоже можно вписать в систему наших маршрутов. Так что конца истории не будет.
— Н-да… — вздохнула Алина. — Недаром Надежда была последней из зол, вылетевшей из ящика Пандоры. Ты железная леди.
— От железной и слышу.
Алина улыбнулась печально в ответ и занялась своими делами. Но зря Надежда вспомнила при ней про Алексея. Алина ни на чем не могла сосредоточиться — сердце ныло по Алексею. Сердце ныло ещё и по Кириллу… Сердце ныло даже по Фоме, оттого, что встреться он ей сейчас — быть может, она бы перевернула его сознание так, как собиралась перевернуть завтра очередному алкоголику — Пете Дятлову.
По анкете Петя Дятлов, сорока двух лет, пропил все — семью, детей, квартиру доставшуюся в наследство, машину и весь имидж живого человека, превратившись в некий фантом. И все это, якобы, во имя поэзии. Однажды почувствовав себя поэтом, он стал слагать, естественно, напившись, романтически- возвышенные стихи. Поклонялся черным розам, нектарам из бутонов, наброшенным на женские плечи не платкам, а почему-то вуалям, веерам, бутоньеркам. Откуда он их откапывал, никому не было понятно. Но
