Итак, в сентябре 1890 года Тадеуш вернулся, как и предсказывала его хозяйка, чтобы возобновить свои занятия: ему оставался один год до получения диплома.
Благодаря раскинутой ею шпионской сети, первым звеном которой является, конечно, хозяйка, Ханна сразу же узнает эту новость.
— Ее зовут Марта Гловак. Она верит всему, что я ей говорю. Она похожа на бочку с рассолом, только воняет сильнее. У нее нет зубов, почти нет волос, но она считает, что все мужчины за нею бегают. В первый раз
(В этом месте рассказа Визокер опять приходит в ужас от такого холодного цинизма. И это он, который никогда не испытывал особых угрызений совести, когда рассказывал всякие байки, для того чтобы заставить людей купить свой товар.)
— …И когда я объяснила Гловачихе, что готова пожертвовать собою ради Тадеуша, она поверила мне еще больше. Я ей сказала, что хочу дождаться, чтобы Тадеуш наконец сам понял, насколько он меня любит, и чтобы он обязательно завершил свое образование. Конечно, я могу его потерять навсегда, если он женится на молодой варшавянке с хорошим приданым. Эти слова тоже заставили плакать бедную женщину. И она клюнула: она меня информирует, сообщает обо всех приходах и уходах Тадеуша, и если он принимает какую-нибудь девицу, я об этом узнаю через два часа.
Одна из проблем для Ханны осенью и зимой девяностого года состоит в том, что она работает шестнадцать или семнадцать часов в сутки. Переправиться через Вислу и побывать в районе Праги, варшавского предместья, значило бы потерять несколько часов. Столь долгое отсутствие привело бы к утере власти над Доббой Клоц. В дни, когда Добба проверяет свои счета, риск не столь велик. Считая и пересчитывая, «Стог сена» оказывается перед фактом: цифры растут. Каждое нововведение, даже появление двух новых продавщиц в магазине на улице Гойна, приносит свои плоды. Одну из них зовут Хинделе, ей восемнадцать лет, внешне и характером — настоящая корова. Добба наводит на нее ужас, но, несмотря на это, она ухитряется спать на работе с открытыми глазами, давая сдачу или держа в руке ложку, которой накладывает творог. При всем этом она способна не моргнув глазом работать восемнадцать часов в день все семь дней недели.
Ребекка Аньелович совершенно другая. (Она встретится еще в жизни Ханны под именем Бекки Зингер.) Она восхитительна, ослепительной красоты, веселая и живая. Как и Ханне, ей шестнадцать лет. Она — дочь часовщика с улицы Твардой, то есть варшавянка. С первых же дней между нею и Ханной установилась прочная, несмотря на временные бури, дружба, которая продлится больше полувека.
Осенью 90-го года она помогла разрешить проблему слежки за Тадеушем.
— Вы и она — единственные, кто знает все обо мне и Тадеуше, Мендель Визокер. Я ее представила Марте Гловак как свою кузину. Она моя связная, она использует своих братьев и сестер (их у нее четырнадцать) как агентов. В мое отсутствие я могу смело положиться на нее.
— Например, предотвратить попытку Доббы стать независимой.
— Можно сказать и так.
— Ханна, о Ханна! — не удерживается от восклицания Мендель.
— Я никогда не обманывала Доббу ни на грош. Никогда! Она была очень одинока до того, как вы меня привезли к ней в дом. Она останется одна, когда я ее покину. А это обязательно случится. Но пока я приношу ей богатство, и я к ней по-своему привязана.
Проходит около трех месяцев, прежде чем Ханна решается встретиться с Тадеушем. Она знает все о жизни студента. Он никогда не пропускает занятий. «Он изучает не только право, но и литературу. Я вам уже говорила, я думаю, что он будет писателем. Он пишет стихи, у него даже есть наброски романов…»
— Я узнавала в университете. Мне подтвердили то, что мне было уже известно: Тадеуш — гений. Вот, и в ноябре я его увидела.
В конце ноября Ханна берет еще полдня отпуска. Она отправляется в университет и встречается со своим дежурным шпионом, другом брата Ребекки. Юный агент сообщает: объект— на лекции по русской литературе. Агенту четырнадцать лет, он не знает русского и поэтому не может ничего добавить. Ханна благодарит его и отпускает, а сама поднимается…
— Не так быстро, — перебивает Мендель. — Ты действительно хочешь сказать, что следила за парнем?
— День за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем.
— С помощью ребят?
— Да, сначала только с помощью братьев и сестер Ребекки, но вскоре этого стало явно недостаточно. Пришлось привлечь других. Я им плачу сырами, не лучшими, конечно.
— Сколько их всего?
— Около тридцати. Некоторым я плачу сладостями, так как они не любят сыр. Иногда я им даю один или два гроша. Это очень помогает.
— Боже всемогущий! — восклицает Мендель, шутовски закатывая глаза.
Улица Крахмальная пустеет. Часы Менделя показывают десять. У входа в бордель появляется несколько фигур. «Продолжай», — говорит Мендель.
…В университете Ханна поднимается на второй этаж, где находится лекционный зал, в котором Тадеуш слушает лекцию о русских писателях. Когда шум возвещает, что лекция окончена, она прячется за колонну. Видит, как Тадеуш выходит со своими друзьями.
Он стал еще красивее, Мендель Визокер. Он очень вырос: намного выше вас. Он выше всех. Это — принц. У него прекрасно сшитый синий костюм, который ему очень идет, но он старый и поношенный, так же как рубашка и туфли, которые нуждаются в починке.
— Ты могла бы дать ему немного денег, — саркастически подсказывает Визокер. — Ты же так богата.
— Почему бы и нет? Я это сделаю в нужный момент. Я стану очень богатой: я знаю, как делать деньги. Вот увидите. Так вот. В тот день я пошла за ним. У него были еще занятия по государственному праву. Два часа. Из университета он пошел с двумя товарищами по улице Краковской. Я держалась в отдалении и не слышала, о чем они говорили, но поняла: товарищи предложили ему пойти в кафе, но он отказался. Было видно, однако, что ему хотелось пойти, но у него не было денег. Он ушел один.
— И ты пошла к нему?
— Нет.
— Не понимаю.
— Я не была еще готова к встрече.
Часы Визокера показывают половину одиннадцатого. Фасады домов на улице Крахмальной едва различимы в слабом свете керосиновых ламп или свечей. Становится холодно: хотя сейчас и весна, но ночи в Варшаве ледяные. Ханна не ощущает никакого холода. «Что-то в ней есть безумное, — думает Мендель, — но я бы положил голову за нее». Тем не менее, уступая чувству ревности и смутного раздражения, он спрашивает:
— Он не встречается с женщинами, твой Тадеуш? Твои шпионы тебе наверняка сообщили обо всех его любовных связях.
Если он и надеялся вывести ее таким образом из себя, он просто просчитался. Ханна снисходительно улыбается: она как будто даже горда успехом Тадеуша у женщин. Конечно, признает она, система слежки несовершенна: скажем, ночью ее малолетние шпионы спят, но она все же немало знает о любовных делах Тадеуша. И тут же отвечает на вопрос, который вертится в голове Менделя: нет. Нет, она не ревнует. Прежде чем завести семью, мужчина должен приобрести опыт. Это нормально. «И не мне вас учить, вас, у которого было триста любовниц. Женщина, которая вела бы себя так же, как вы, прослыла бы самой великой проституткой Польши!» Нет, она не ревнует.
— Я его однажды видела с какой-то девицей. Они поднялись к ней в квартиру около площади Старого Рынка. Девица красивая, но у нее толстые ноги. Тадеуш не любит толстых ног. К тому же она глупа
