вы их знаете?
Она объясняет ситуацию с 'Сэмом' Визокером.
— Все ясно, — говорит Лотар.
Экипаж останавливается.
— Ханна, — говорит Лотар. — Я не хочу подвергать себя риску, ожидая вас в снятой вами у Тома Огилви квартире, так как он — один из моих деловых знакомых. Я не хочу назначать вам свидание в отеле, где нас могли бы увидеть вместе. Мне это ни к чему. Элоиза, конечно, знает, что я ей изменяю, но поскольку речь идет о случайных связях, это ее не задевает. Здесь же…
Ханне удается сдержаться и не сказать: '…не тот случай'. Она понимает, к чему ее обяжут эти слова, а 'ты еще не знаешь, как далеко тебе захочется зайти этой ночью'.
— Официально, то есть для подозрительной Элоизы, я в Сиднее по делам, хотя сегодня суббота. Я приехал сегодня утром, у меня уже было два деловых свидания. Сегодня же в моем клубе на Джордж-стрит я пообедал с владельцем скутера — вы, наверное, не знаете, это такой парусник. Он прекрасен. Он был построен в Соединенных Штатах, я думаю о нем с тех пор, как увидел несколько месяцев назад. Это самое чудесное судно, о каком только можно мечтать, даже если находишься в Швейцарии. И я мечтал о нем. Элоиза наконец сказала 'да', как мужчина уступает желанию женщины в покупке мехов или бриллиантов. Она разрешила мне его купить. Сегодня дело сделано. Завтра я отправляюсь в Брисбен, где на якоре стоит скутер.
Ханна взирает на него не без удивления. Как мало она его еще знает. Она всегда видела спокойного и ироничного Лотара. Но когда он заговорил о корабле, его голос изменился, взгляд тоже, в нем появилось нечто детское.
Он улыбается, овладев собой.
— Я вам говорю об этом паруснике не случайно. Элоиза мне открыла необходимый кредит. Я добился того, что владелец снизил ранее оговоренную цену. Предполагаю, что вы не нуждаетесь в моих советах по поводу дела, о котором пишете в письме. Значит, вам нужно другое. Сколько?
— Тысяча пятьсот фунтов, — говорит Ханна.
Дождь усиливается, и его крупные капли стучат по кожаному верху. Ханна следит за взглядом Хатвилла. В нескольких шагах от них за дождевой завесой вырисовывается веранда белого дома. Лотар Хатвилл говорит своим обычным мягким и немного насмешливым голосом.
— Это не мой дом и не дом Элоизы. Он принадлежит одному моему сиднейскому другу, которого я встретил сегодня утром. Он уже предлагал мне пользоваться им. Я всегда отказывался, но сегодня согласился. — Его большие руки приходят в движение, пальцы сжимаются и разжимаются. — Вы совершенно не обязаны туда входить, Ханна. Можете вернуться к себе. Мика вас отвезет. А в понедельник утром он вручит вам полторы тысячи фунтов наличными.
— Мы подпишем контракт.
Он смеется.
— Если хотите.
Ханна закрывает глаза и тут же открывает снова. Злясь на себя за охватившее ее волнение, она тем не менее находит в нем удовольствие, которому не в силах противиться: 'Итак, этой ночью, Ханна…'
— Мы заключим договор. Но так, чтобы ваша жена не знала о нашем союзе. — Это говорится уже в доме.
— А что, мы собираемся вступить в союз?
Хатвилл улыбается более насмешливо, чем обычно. Он сидит, Ханна ходит взад-вперед. Дом поразил ее. Весь первый этаж состоит из одной-единственной квадратной комнаты, метров пятнадцать на шестнадцать, с низким потолком, украшенной восемью или десятью тонкими изящными колоннами. Здесь всего два цвета: черный и белый. Черные пол, балки, лестница. Все остальное белое: стены, мебель, колонны, переплеты окон, дверь и даже причудливой формы фонарь в левом углу комнаты.
До сих пор в представлении Ханны роскошь, богатство обстановки и убранства состояли только в изобилии и нагромождении мебели, ковров, драпировок. Царящая же здесь пустота ее ошеломляет и немного беспокоит. Много картин, но они очень странные. Можно подумать, что их автор не умеет рисовать и просто покрывал холст разрозненными цветовыми мазками.
— Импрессионизм, — объясняет Лотар Хатвилл. — Я должен был вас предупредить, что дом принадлежит одному из самых оригинальных художников. Он написал портрет Элоизы, но когда та увидела результат, с нею сделалась истерика и она отказалась платить.
Когда Ханна мало-мальски освоилась, он пригласил ее сесть и предложил вина. Она отказалась. Она никогда не пила вина, а сейчас был неподходящий момент для такого опыта. Она отказалась даже от чая. Он смеется: 'Тем лучше. Я все равно не умею его заваривать', — и продолжает сидеть в кресле, положив ладони на колени, а шляпу, трость и перчатки — возле себя. Он не делает ни малейшего шага к сближению, а просто смотрит на нее. Она решается продолжить тему, которая кажется ей безобидной: тему предложенных им денег.
Она пристально смотрит на него, и постепенно ее волнение — волнение девушки, впервые пришедшей на свидание, — проходит.
— Я об этом не думал. Я дам вам взаймы деньги, а вы мне возвратите долг, когда сможете.
— Без контракта?
Насмешливый огонек в глазах становится ярче.
— Я вам полностью доверяю, Ханна.
Он кладет по-мужски ногу на ногу так, чтобы не смять стрелку брюк. Каждый жест грациозен. Лицо еще более загорелое, чем в Гундагае. Серебряные виски. Очень красивые руки. 'Он ничего не предпринимает, — думает Ханна с возрастающим смятением. — Он ничего не делает, а только ждет. Его поведение выводит меня из себя. Это — не наивный Тадеуш'. Она говорит:
— Вы даже не спросите о моих планах. Вы не хотите знать, для чего мне 1500 фунтов. Все потому, что вы мне доверяете?
— Ну и для чего же?
— Салон красоты, — отвечает она.
— Для женщин?
— Для кенгуру.
— В точку, — говорит он по-французски. — Каков вопрос, таков ответ. И как вы все устроите?
— Я буду выпускать кремы, для начала — один крем. Крем, который бы предупреждал появление морщин или избавлял от них.
— Действие его не вызывает сомнений?
— Черт возьми, я точно не знаю. Так утверждала моя мать. Она снабжала мазями всю Европу. Во всяком случае, все наше местечко. Мать говорила, что ее мазь хороша в холодную погоду, против обморожения. И она была права. Мазью намазывали губы и щеки, и кожа никогда не трескалась. Мазь приятно пахла.
— В Австралии не бывает холодов.
— Но воздух очень пыльный и соленый.
— Ваша матушка здесь?
— Нет, но я знаю ее рецепт. Нужны фрукты, травы и кое-что еще.
Под насмешливым безразличием Лотара скрывается острый пытливый ум.
— Вы собираетесь сами готовить кремы?
— М-м-м…
— Основать фабрику?
М-м-м…
— С 1500 фунтами?
— Мне не нужна большая фабрика.
— А где вы найдете в Австралии польские травы?
— Вы знаете некоего Джеймса Барнаби Соумса?
— Слышал это имя. Немного помешанный ученый. И пожилой.
— Он — ботаник, один из лучших и самых милых в Сиднее и Австралии. Я ему дала список
