обработать на токарном станке, чтобы получить высокий прямоугольной формы флакон с завинчивающейся пробкой из того же дерева.
Сандаловое дерево проявило свой аромат. Он смешивается с ароматом туалетной воды и — о чудо! — дает жизнь новому продукту, более утонченному, чем задуманный Ханной вначале. А. если взять другое дерево?..
Вместо одного сорта туалетной воды в руках Ханны оказались три. И она, конечно же, намерена продавать их под разными названиями, с ценой, колеблющейся в зависимости от выбранного сорта дерева: от одной гинеи до двух. И готова держать пари, что последняя будет продаваться лучше, чем остальные, по той лишь причине, что она более дорогая. Хотя в составе видимых изменений не произошло (она всего лишь добавила цветок апельсинового дерева для индивидуализации аромата и для того чтобы примириться с собственной совестью, которая, впрочем, оказалась очень покладистой). В итоге она считает вполне реальным доход в сумме 16 фунтов в неделю.
'Плюс 22 фунта от кремов, итого 38. Мне понадобится сто лет, чтобы стать богатой. Нужно подыскивать что-нибудь другое…'
Первая из посылок Квентина Мак-Кенны дошла до нее в середине ноября. Фантастика! Один лишь дьявол знает, где он смог найти лаванду, чертову лаванду, 'вашу трижды проклятую лаванду', как писал он. Он также прислал водоросли, еще влажные от морской воды, и много другого, например цветы арники и зверобоя.
Благодаря этому ей удается начать работы по приготовлению второго сорта крема для ухода за лицом. Для этого, уже третьего оружия в ее арсенале, она готовит отвар, где смешиваются арника, шалфей, мальва, морковь, огурец и, как всегда у ее матери, мякоть яблока, мед и масло из сладкого миндаля. Этот продукт носит номер 91. Как и предыдущий, семьдесят девятый номер, он не получает никакого названия, поскольку Ханна не нашла ничего, что могло бы точно выразить ее мысли об утонченности, женственности с налетом снобизма.
Какое-то время она обдумывала идею о создании третьего сорта крема или новой туалетной воды. Она задала себе вопрос: какой продукт мог бы дополнить созданную ею гамму? Куда пойти: вверх или вниз? Сделать его еще более роскошным, а значит, еще более дорогим? Или, наоборот, раскладывать кремы в старые баночки из-под горчицы или варенья, предложенные Огилви, а туалетную воду разливать во флаконы из обычного стекла, на самый крайний случай, с ленточкой? Второе предложение позволило бы привлечь менее расточительных клиентов.
От этого она отказалась. Со временем будет видно. А сейчас главное — заработать наконец деньги и, что особенно важно, создать, навязать имидж своей марки. 'Это главное, Ханна: имидж марки. Никогда не забывай об этом. Даже если временно придется понести потери'.
У Дины поистине счастливая рука, ведь именно она привела к ней Мэгги Мак-Грегор. У этой полной блеклой девушки оказались врожденные организаторские способности, методичность, властный характер, хотя в основном она открывала рот лишь для того, чтобы отправить туда пищу. Ей хватило нескольких дней, чтобы разобраться с цветами, листьями и ветками; она работает со ступкой и трамбовкой лучше, чем сама Ханна ('Если ты не умеешь даже сварить суп, то чему тут удивляться?') Скоро в резерве скопилось по сто баночек крема и сто двадцать флаконов туалетной воды всех видов.
Последние дни Ханна почти не принимала участия в производстве. Она готовилась воплотить в жизнь одну из своих первых задумок и, без сомнения, самую удачную.
Потому что мало просто производить, мало создать салон и продукты, мало выставить их на продажу. Еще нужно, чтобы о тебе знали. Именно это — главное…
У краснодеревщика, которого ей порекомендовал Робби Уоттс, она заказывает очень красивые шкатулки из сандалового дерева, инкрустированные розовым, выстланные внутри черным бархатом, с отделениями для двух баночек и трех флаконов туалетной воды. Всего пятьдесят шкатулок. И на крышке, в верхнем левом углу, ее выгравированная золотом роспись: четыре вертикальные черты, слегка наклоненные вправо и скрепленные линией, прочерченной справа налево, с утолщенным кончиком, что придает ей вид китайского иероглифа. Двойное 'Н' ее имени.
Цена шкатулки — сто гиней.
Это просто сумасшествие, — заметила Коллин. — Вы никогда их не продадите. Ни одна австралийка не позволит себе потратить такую сумму.
Пожалуй, ни одна. А вот их мужья… В качестве подарка к Рождеству. Или к годовщине свадьбы. Мало ли случаев? Коллин, хотите пари?
Она встретится с Родом Мак-Кенной, старшим сыном Коллин, в его рабочем кабинете в помещении Совета по делам колоний. И это при том, что она не слишком-то его жаловала и уж никак не могла вообразить себя лежащей с ним в одной постели. Не потому что у него был высокомерный вид, не потому что он был слишком велик для нее со своим почти двухметровым ростом. Виною тут скорее тупость, присущая многим мужчинам, очень способным и умным на работе, но абсолютно бестолковым в остальное время суток. В частности, в отношении женщин. 'Извини, Лиззи, но ты знаешь, что твой брат был именно таким. Не говори мне, что ты обожала его. К тому же он умер. А за давностью лет…'
Дело в том, что Род может быть ей полезен.
— Все очень просто, — произносит Ханна, стоя напротив него (нос ее на уровне кармашка его жилета, куда уходит цепочка от часов). — Я прошу составить мне список двенадцати самых богатых людей Сиднея… Нет, погодите, двадцати, но при условии, что они женаты. Тех, чьи жены делают погоду в высшем обществе этого города… Нет, мне абсолютно все равно, любят они своих жен или нет… Вы ведь всех знаете, не так ли? На таком высоком посту, с вашим честолюбием и вашим исключительным здравомыслием…
Род согласен, что обладает названными качествами, как и многими другими. 'Еще больший дурак, чем я предполагала'. Ладно, он составит список. Но вот другая просьба Ханны еще больше озадачила его. Когда занимаешься политикой, то просить журналистов об услуге — дело всегда деликатное…
— Ну же, Род, — сказала она. — Совсем напротив — это вы окажете им услугу, намекнув на то, что в Сиднее (не в Лондоне, не в Париже, а в Сиднее, что само по себе уже удивительно) вот-вот откроется салон красоты, специально для элиты, предлагающий кремы, приготовленные здесь, в Австралии, но по тайным тысячелетним рецептам венгерских цыган. Для журналистов такая информация — просто клад.
'Для тебя тоже, Ханна'.
Механизм заработал. Вскоре после описанного визита, смущенная и недоумевающая, она поочередно приняла светских обозревателей двух газет: 'Бюллетень' и 'Сидней морнинг геральд'. Затянутая в свое платье для особых случаев, в то самое, с тридцатью девятью пуговицами, стреляя серыми глазами так, что почти загипнотизировала обоих несчастных, поигрывая точёной талией и даже тем легким акцентом, с каким она говорила по-английски, Ханна, ни перед чем не останавливаясь, поведала им самую наглую ложь: что она — австрийка, точнее жительница Вены, дочь графа, чьим кузеном является эрцгерцог Рудольф…
— Увы, да, именно тот, который так трагически погиб в Мейерлинге. Я немного знала бедного юношу, но моей подругой детства была Мария Ветцер. Какая трагедия! Я до сих пор, три года спустя, оплакиваю их…
…Она им также рассказала, что ей 27 лет — 'Я выгляжу моложе? Не ищите причин: все дело в моих кремах!'— и что она хранит тайный рецепт королевы цыган, приехавшей умирать в замок ее отца.
— Поверьте, она выглядела на 30–35, а было ей по меньшей мере 75, ведь она знала императора Наполеона.
…Могут ли кремы омолодить женщину? Она засмеялась и жеманно ответила:
— Ну не настолько, чтобы вновь вернуть в детство. А вот стереть лет 10–15 — это вполне возможно.
Она показала им свою 'кухню', представила тех, кого назвала 'своими малютками-подмастерьями'. В данном случае ими были специально нанятые четыре прехорошенькие работницы, затянутые в ярко-алые с черным халатики (малообщительная Мэгги и ее подружки по приюту вряд ли произвели бы на журналистов впечатление).
И, наконец, под большим секретом, абсолютно убежденная, что они разнесут его, едва выйдя за порог дома, она поведала, что пятьдесят шикарных шкатулок с образцами каждого крема и туалетной воды
