— Когда же она состоится?
— 30-го декабря.
— А почему не тридцать первого?
— Я хотела, чтобы на нашей свадьбе играл сам Иоганн Штраус. Но тридцать первого он не мог: у этого кретина императора намечался бал… Все идет не так, как я хотела.
— Но я-то ведь приехал.
— Да, это правда.
— Ну а где же должна быть свадьба?
— Я арендовала дворец одного из великих герцогов на площади Бетховена.
— Наш брак будет церковным или гражданским?
— И тем и другим. Теперь совсем не сложно стать католичкой.
Опять наступает гнетущая тишина. Она видит или, скорее, чувствует, как он закрыл глаза: 'Теперь понятно: я его до смерти напугала. Как же так, Господи!'
— Я научилась танцевать, — говорит она, — печатать намашинке, чтобы у тебя не было забот с рукописями, водить автомобиль, даже готовить и завязывать галстуки.
Опять пауза.
— Это ко всему тому, что я уже умела.
Снова молчание.
— Правда, готовлю я не лучшим образом…
Это все говорилось с надеждой вызвать его улыбку. Попытка не возымела успеха.
— Я знаю, что я немного сумасшедшая.
— Ну, я бы так не сказал.
'Что с ним? Ну хоть бы сделал что-нибудь: дал бы мне по щеке, ушел или хотя бы рассмеялся…'
— Ханна! — Позволительно ли нам… жить вместе до свадьбы?
— Нет, — выдохнула она (и, к своему собственному удивлению, покраснела).
— Понятно.
Снова короткое молчание. Наконец он, словно очнувшись, постучал набалдашником трости по дверце фиакра, и кучер остановился.
— Прекрасно, я согласен, — говорит Тадеуш.
— Согласен?
— Договоримся на будущее, что я просил твоей руки и что ты осчастливила меня, ответив мне согласием. Мы вступим в брак здесь, в Вене, тридцатого декабря 1899 года, и наш брак будет одновременно гражданским и церковным. Все предельно ясно.
Он открывает дверцу и собирается выйти. Она еле слышно говорит:
— Ты мог бы меня поцеловать…
Он пристально смотрит на нее. Потом, потянувшись рукой, заставляет ее поднять лицо и чуть-чуть касается ее губ своими. Когда она открывает глаза, он уже стоит на мостовой. Еще немного погодя она видит, как он проходит мимо здания оперы по Рингштрассе. Он такой высокий, почти на голову выше всех. Ну обернись же! Нет, не оборачивается.
Его первое письмо придет из Нью-Йорка. Он уехал туда прямо из Вены, чтобы уволиться с работы у Джона Д. Маркхэма и забрать свои вещи, а главное — библиотеку.
Второе письмо будет из Монте-Карло. В нем он напишет, что живет один на вилле, пользуясь любезностью бывшего патрона. Заканчивает пьесу, правда, работа идет не очень хорошо, но ему нужно довести все до конца…
В обоих письмах он подтверждает, что будет в Вене в полдень двадцать девятого декабря, чтобы подписать брачный контракт. Они с Ханной, а также их свидетели должны встретиться с нотариусом у него в конторе на площади Грабен — в центре старого города.
— Так что, ты против дворца герцога?
— Да лучше бы как-нибудь обойтись, — с ужасающим равнодушием говорит он.
— И ты против присутствия Иоганна Штрауса?
— Он умер.
— Великий Штраус — да. А его племянник — нет. Он жив, и его тоже зовут Иоганн Штраус. Иоганн III.
— Ну если ты настаиваешь… Мне не хотелось бы чем-нибудь омрачать твою свадьбу.
— Пожалуй, я могла обойтись и без Иоганна Штрауса III, — уступила я она, все еще стараясь придать разговору слегка шутливый характер.
Тадеуш приехал вчера, сегодня уже тридцатое. За все это время он никак не проявил к ней своих чувств: ни нежности, ни любви. Они встретились в конторе нотариуса, и, лишь увидев его там, Ханна действительно поверила в реальность всего происходящего. Свидетелем Тадеуша был Рильке. Там, у нотариуса, Тадеуш вручил ей красную розу, после чего опять, словно за каменную стену, спрятался за слегка холодную деликатность и за свою странную, насмешливую полуулыбку. Прикоснувшись губами к ее перчатке, не читая, с совершенно равнодушным видом, подписал брачный контракт. Вечером они пообедали в компании друзей: он и она, Лиззи и Шарлотта, Эстель и Полли Твейтс, Рильке и Гофманшталь, Альфред Адлер и Густав Климт, который привел с собой Эмилию Флег, Густава Малера, из которого потом Томас Манн сделает героя своей 'Смерти в Венеции', и Артур Шнейцлер, который уже бросил медицину, но тогда еще не стал знаменитым писателем.
Тадеуш проводил Ханну и ее друзей до дверей канцелярии Богемии и уехал, как он сам выразился, чтобы похоронить свою жизнь холостяка в компании Гофманшталя и Райнера Марии Рильке.
Тридцатого декабря те же свидетели присутствовали на гражданской регистрации брака и двух религиозных церемониях: католической, правда, не в прекрасном костеле святого Карла, как об этом мечтала она, а в часовне Доминиканцев, где было страшно холодно; и еврейской — в синагоге на улице Штернгас. Сам Тадеуш настоял на этой двойной церемонии. Ему пришлось дважды поцеловать ее, но он делал это куда более холодно, чем Райнер или Климт, не говоря уже о Полли, рыдавшем от счастья.
Ханне пришлось даже свирепо взглянуть на Лиззи, которую очень беспокоила замеченная ею ненормальность в отношениях жениха и невесты: 'Не вздумай только захныкать!'
Лиззи уехала в Лондон с семьей Полли Твейтса и остальными.
Ханна с Тадеушем тоже сели в поезд. Когда они расположились в двухместном купе, он наконец спросил:
— Ну и что же ты придумала дальше?
— Швейцарию.
— Тоже хорошо. А где конкретно в Швейцарии?
'Никак нельзя показывать ему, что тебе хочется плакать. Если он может оставаться таким холодным, то и ты, Ханна, справишься с этой ролью. В конце концов ты узнаешь, почему он женился на тебе или позволил тебе выйти за него замуж…'
Поезд шел по Венскому лесу. А ведь она в своих планах так хотела проехать по этому лесу рядом с ним в карете, укрывшись одним меховым пологом, плыть по этому снежному безмолвию, тишину которого нарушали бы только звуки скрипки Иоганна Штрауса (пусть третьего, что поделаешь, коль первого уже нет в живых), который играл бы им 'Сказки Венского леса', 'Ты не заплачешь, Ханна, даже если тебе смертельно этого хочется!' Наконец она ответила на вопрос:
— На юге Швейцарии, почти в Италии, на берегу озера Лугано.
— Прекрасно.
Пошел снег, и в его хлопьях волшебно размывались окрестные пейзажи. Когда идет снег, это же так прекрасно. Пусть себе идет, ведь ты все это время, месяцы и годы (даже на пароходе, который вез тебя из Мельбурна), надеялась, что в день твоей свадьбы будет идти снег…
