вечером в кают-компании переведенную мичманом Корниловым нотификацию трех адмиралов Ибрагим- паше. Она уже отослана в Наварин с египетским корветом. 'Ваша светлость, доходящие до нас со всех сторон самые точные сведения извещают нас, что многочисленнее отряды вашей армии рассеяны по всей западной Морее, что они повсюду опустошают, разрушают, жгут, вырывают с корнем деревья, истребляют виноградники и все растительные произведения земли, словом спешат обратить этот край в настоящую пустыню.
К тому же мы узнали, что приготовляется экспедиция против округов Майны и что войска уже двигаются по этому направлению.
Все эти акты чрезмерного насилия происходят, так сказать, перед вашими глазами, в нарушение перемирия, которое ваша светлость честным словом обязались свято соблюдать до возвращения своих гонцов и благодаря лишь которому и было допущено, 26-го минувшего сентября, возвращение вашего флота в Наварин…'
Нотификация объявляет флот Ибрагим-паши вне законов международного права, если он возобновит военные действия против греков. Ясно – сражение будет. И будет в самые ближайшие дни.
К ночи эскадра ставит паруса и полным ходом идет на юг вместе с союзниками. Подвижные огоньки обозначают плывущие суда: огоньки клюют тихую воду, рассыпаются в темноте чн – кажутся нижним ярусом неба.
Шестого и седьмого октября эскадры союзников крейсируют перед бухтой Наварина. Корабли устремляются на ветер к узкому проходу у острова Сфактерия и потом, но сигналу 'Азии', последовательно поворачивают на обратный курс.
Стоят последние дни южного лета. Оба наваринских мыса, поднимаясь темно-лиловыми суровыми утесами, уходят вдаль бледно-красными холмами с серебристыми лесами оливок. В подзорную трубу отчетливо видны укрепления крепости, бастионы старого Наварина и батареи на острове Сфактерия. Турецкий флот невооруженному глазу представляется лесом мачт, но в стекла можно разглядеть все суда, стоящие в бухте. Здесь три линейных корабля, пять двухдечных фрегатов, пятнадцать сорока-пушечных фрегатов, двадцать шесть корветов и одиннадцать бригов. Вместе с береговой артиллерией турки имеют больше двух тысяч орудий против тысячи двухсот в союзном флоте. Военные суда стоят по дуге в три линии, а за ними прячутся десятки транспортов и торговые бриги австрийцев, успевшие проскочить в бухту по снисходительности британского коммодора.
Днем 7 октября еще несколько австрийских шхун под охраной двух корветов пытаются пройти в Наваринскую бухту, не отвечая на вопросы 'Азова'.
'Азов' поднимает сигнал 'Проворному'. Фрегат, быстро поставив лисели, пускается наперерез австрийским кораблям. Австрийские корветы поворачивают оверштаг, не вступая в переговоры. 'Проворный' пушечным выстрелом приказывает шхунам лечь в дрейф и спускает шлюпки. На шхунах оказывается военный груз, и 'Проворный' запрашивает адмирала, как поступить.
– Отошлем грекам в Патрас? Так, Логин Петрович?
Николай I дал Гейдену приказ уважать австрийский флаг. Но нельзя же допускать на глазах флота откровенную помощь оккупантам.
– Отошлите, – недовольно машет рукой контр-адмирал. – Пусть господин Катакази расхлебывает эту кашу.
Полдень прошел, а нет ответа по существу на послание адмирала. Младший турецкий флагман в любезном французском письме сожалеет, что не получил решения Ибрагим-паши; командующий уехал в неизвестном направлении, а без него Мухарем-паша не может сняться с якоря и уйти в Александрию. Вместе с тем младший флагман убежден, что союзные суда не предпримут враждебных действий и не войдут в Наваринскую бухту. Так он пишет из вежливости. Но на самом деле, вместе с Ибрагимом-пашой, убежден, что оборона Наварина надежна, нападающих ждет полный разгром, а тогда морские державы откажутся от вмешательства в греко-турецкую войну.
В пятом часу 'Азия' вызывает флаг-офицеров с 'Азова' и 'Сирены'. Де Траверсе возвращается через час с приказом союзного флагмана. Это диспозиция боя на завтрашний день. 'Азия'. У Наварина, 7(19) октября 1827 г.
'Известно, что те из египетских кораблей, на которых находятся французские офицеры, стоят более к SO, а потому я желаю, чтобы его превосходительство контрадмирал и кавалер де Риньи поставил свою эскадру против них.
Так как следующий за ними есть линейный корабль с флагом на грот-брам-стеньге, то я со своим кораблем 'Азия' измерен остановиться против него с кораблями 'Генуя' и 'Альбион'.
Касательно российской эскадры, мне желательно было бы, чтобы контр-адмирал граф Гейден поставил ее последовательно вслед за английскими кораблями. Российские же фрегаты в таком случае могут занять турецкие суда, вслед за сим оставшиеся.
…Если время позволит, то, прежде чем какие-либо неприятельские действия будут сделаны со стороны турецкого флота, предлагаю судам соединенной эскадры стать фертоинг со шпрингами, привязанными к рыму каждого якоря. Ни одной пушки не должно быть выпалено с соединенного флота прежде, чем будет сделан на то сигнал, разве только в том случае, если огонь откроется с турецкого флота. Те из турецких судов, которые откроют огонь, должны быть истреблены немедленно…
В случае же действительного сражения и могущего произойти какого-либо беспорядка советую привести на память слова Нельсона: 'Чем ближе к неприятелю, тем лучше'.
Михаил Петрович перечитывает текст, и короткий энергичный нос его вздергивается выше обычного, сжимаются губы узкой дужкой и тянут подбородок вперед. Большой, открытый зачесами с висков лоб хмурится. Экий странный приказ! Французы против французов? Это зачем же? Чтобы дело миром обошлось? Да есть ли в приказе военная мысль?! Является дерзкое желание познакомить Кодрингтона с боевыми приказами Ушакова и Сенявина. Но небось английский адмирал убежден, что весь морской опыт принадлежит английскому флоту…
На судах соединенных эскадр эту ночь офицеры проводят в проверке крюйт-камер, батарей и запасного такелажа. Утром в бой! Но с утра дует противный ветер и отжимает корабли от входа в Наваринскую бухту.
Эскадры наблюдают друг друга. В парусных эволюциях совершается морское соревнование наций. Корабли спускаются из бейдевинда на фордевинд. Они лавируют и снова восходят до линии ветра. Лазарев беспокойно наблюдает за постановкой парусов и переменой их. Он прячет свой хронометр и весело говорит командующему:
– Не хуже англичан действуем, Логин Петрович. 'Гангут' только с французами вместе медлит. Да и то сказать – трудновато на нем, чрезмерно длинный корпус.
Только в одиннадцать часов ветер отходит и круто сворачивает на 55У Немедленно с 'Азии' следует сигнал французской эскадре 'поворотить на правый галс и построиться в линию баталии, в кильватер английским кораблям'.
Лазарев ждет приказа Кодрингтона русскому отряду, но флагман молчит, будто хочет проверить способность русских командиров к самостоятельным эволюциям.
Маленький, полнеющий капитан первого ранга нервно проводит рукой по лбу, взбивает хохолок и оглядывается на графа Гейдена. Командующий молчаливо шагает по шканцам 'Азова'. Но Лазарев не только командир корабля, он начальник штаба, и чувствует, что в пору подсказать командующему эскадрой приказание. Поэтому очень громко Лазарев спрашивает подошедшего с рапортом Нахимова:
– Ну-с, Павел Степанович, как поступите в качестве адмирала? Надобно дать французам дорогу?
– Надобно-с. – Нахимов смотрит в сторону французской колонны, перерезающей путь русских кораблей, и уверенно решает:
– Следует сомкнуть линию под ветром и положить грот-марсель на стеньгу.
– Именно так, именно сомкнуть линию под ветром, – весело и еще более громко повторяет Лазарев. – Прикажите, ваше сиятельство? – обращается он к командующему, заметив, что Гейден прислушался к беседе.
Гейден молча наклоняет треуголку, и 'Азов' расцвечивается сигналами.
Пока корабль медленно лавирует во главе колонны к входу в бухту, Павел Степанович возвращается на бак и проверяет готовность к сражению. Брандспойты и помпы вооружены для борьбы с пожаром и
