непреклонен перед просьбами Григория Ивановича Бутакова отпустить его на бастион. Этот капитан станет флотоводцем, поведет в бои новые, паровые эскадры.
В конце ноября Нахимов приглашает Бутакова к себе на квартиру. Здесь уже нет былого уюта, нет той строгой морской чистоты и расположения скупой мебели по принципу дельного употребления, как заведено в каютах кораблей и что всегда отличало холостяцкий приют Павла Степановича. Застекленный коридор разбит близким взрывом. Клумбы с георгинами, тюльпанами и настурциями истоптаны лошадьми, исковерканы камнями. В саду листы железа, сорванные с крыши в шторм. Высаженные хозяином акации и магнолии сломаны. Комнаты заполнены койками адъютантов, флаг-офицеров, вестовых казаков, раненых моряков. И только в кабинете сохранились старые, любимые флотской молодежью железные кресла и библиотечные шкафы.
Бутаков идет в темноте, но не осматривается. Дом 14 на Екатерининской хорошо знаком Григорию Ивановичу с поры, когда Нахимов поощрил его заниматься основаниями тактики паровых судов). И вот он опять сидит против Павла Степановича в тех же креслах и молча ждет. Что скажет на сей раз адмирал? Может быть, по убыли флотских офицеров все же отпустит на дистанцию к Истомину или Новосильскому? Надоело быть перевозчиком с Северной и на Северную. После Инкерманского сражения пушки 'Владимира' в чехлах. Спасаясь от скуки, Бутаков последние дни занимался блиндированием ответственных участков верхней палубы. Деревом и тюками из матрацев ограждал люки в машину, делал щиты для орудийной прислуги. Да, если бы это сделать по-настоящему, из листового железа!.. Смутно бродит мысль о новых пароходах-бастионах, но пока он не решается ее высказать даже Нахимову.
– Ты что ж, Григорий Иванович, молчать пришел?
– Что прикажете, Павел Степанович?
– А я ничего не хочу приказывать. Петра, твоего братца, видал сегодня на бастионе, в вылазки просится. Матушка небось беспокоится?
– Матушка наша гордится Петей и Александром. Вы знаете, Александр был в Свеаборгском селе, там союзникам порядком досталось, ушли несолоно хлебавши.
– Да, на Балтике весь год окончился потерею Бомарзунда. Много шума из ничего. Я вот тоже весточку получил от старого сослуживца Василия Завойко. Соединенную эскадру с позором нашиотбили в Петропавловске-на-Камчатке.
Павел Степанович бросает в печь поленья и протягивает ноги к огню.
– Погоди, Григорий Иванович, ты что-то хитро выражаешься… Матушка ваша, выходит, только братьями довольна? Тебя не одобряет, что ли?
– Ни хвалить, ни ругать будто не за что. Пишу ей о чужих делах.
– А, все о том же!.. Ну хорошо, давай поменяю вас с Керном. Ты в мои флаг-офицеры, а он – на 'Владимир'. Только уж не пеняй, если пароходы будут в деле без тебя.
Бутаков даже вскакивает:
– На прорыв пошлете? Куда?
Григория Ивановича не только Павел Степанович, но и все знающие его офицеры привыкли видеть сдержанным. Помнят также высокую оценку, которую дал его умению вести артиллерийский бой незабвенный адмирал Корнилов.
– На прорыв? Какой прорыв? Для чего? Будто есть у нас порт, лучше Севастополя защищенный! – Адмирал неодобрительно взглядывает на взволнованное лицо командира 'Владимира'.
– Удивляюсь вам, Григорий Иванович. Таких результатов добились в дни осады, что только бы радоваться офицеру. Во-первых, стрельба с креном парохода позволила вам бросать бомбы почти за четыре версты. Во-вторых, научили своих комендоров с выносной корректировкой стрелять по невидимой цели.
– Павел Степанович, ведь мало всего этого. Как удовлетвориться, когда товарищи гибнут на бастионах. А мы, пароходчики, вроде в тылу.
– Положим, что и вам попадает от английских батарей. Да я и не намерен окончательно вас запирать в бухте-с. Вылазки делать должно. Вот, послушай, что я надумал…
Он тянется рукой к столу и раскладывает карту на коленях.
– Тут на фарватере, против Песочной бухты, стоит железный винтовой пароход. 'Владимир' его атакует. А 'Херсонес' в это время будет наблюдать за Стрелецкой бухтой, чтобы стоящие там пароходы вдруг не взяли вас в два огня и не обрезали отход. Имеешь возражения?
– Ах, Павел Степанович!
Забыв о разнице лет и служебном положении, Бутаков внезапно целует адмирала в щеку.
– Ну-ну, поди теперь к адъютантам, пусть тебе Воеводский напишет форменный приказ. А потом зовите меня – выпьем за успех. Есть еще заветная марсала.
Он остается один и грустно мешает угли. Как хорошо было бы самому почувствовать под ногами качающуюся палубу, самому открыть огонь по кораблям противника.
Во втором часу пополудни на следующий день Павел Степанович является на Александровскую батарею наблюдать вылазку. В море по-прежнему стоит без паров дозорный винтовой пароход. Другие корабли союзников в бухтах, и горизонт чист. 'Владимир' и 'Херсонес' под малыми парами, за лесом торчащих из воды мачт потопленных кораблей. Они маскируют свою подготовку к выходу.
Совсем внезапно черная струя дыма выбрасывается из трубы 'Владимира', и он самым полным ходом устремляется в узкий проход. Корпус парохода дрожит. Плицы быстро взбивают волны, зеленые и рябые на холодном солнце.
– Славно бежит, – делится Павел Степанович с окружающими его адъютантами.
Палуба 'Владимира' сейчас видна простым глазом. Канониры стоят у орудий, а командир перевесился с мостика и поднял руку. Взвиваются дымки, вылетают языки пламени, и доносится низкий гул. Бутаков попутно угощает лагерь союзников на восточном склоне побережья Стрелецкой бухты.
В свою неизменную подзорную трубу адмирал наблюдает падение бомб. Они рвутся между бараками, и маленькие пестрые фигурки быстро разбегаются.
– Так, угощение Григория Ивановича не нравится!
– Вторая порция еще лучше! – кричит Ухтомский. – Поглядите, вызвал пожар.
На дозорном пароходе противника к клотику ползет вереница флагов. Из трубы вырывается дым. И вдруг за кормою парохода начинает играть пенистая река. Он снялся с якоря, но не думает принимать бой.
'Владимир', однако, успел приблизиться на дистанцию для выстрелов своих мортир. На его баке появляются два огня, и две бомбы настигают противника. Другой залп, третий, и 'Владимир' уже далеко…
– Маневр англичанина простой, – ворчит Павел Степанович, – наводит Бутакова на огонь кораблей из Камышовой.
И верно, отбежав к бухте, пароход вместе с десятком других кораблей, выползающих из бухты, начинает огрызаться. Фонтаны воды ложатся перед носом и за кормою 'Владимира'. Одно ядро сбивает несколько снастей у фок-мачты. Не прекращая боя, Бутаков кладет руль влево. Теперь его огонь втрое сильнее. Четыре орудия левого борта и повернутые носовые пушки бьют по противнику, решетя железный корпус и уничтожая артиллеристов.
– Мастерски! – вырывается у Нахимова.
Он переводит взгляд на 'Херсонес'. Маленький спутник 'Владимира' неутомимо бросает бомбы по пароходам в Стрелецкой бухте. Бутаков ловко поворачивает и присоединяется к 'Херсонесу'.
На выдвинувшемся французском пароходе под вице-адмиральским флагом появляется облако пара.
– Это что же? – спрашивают непонимающие парусные моряки.
И Павел Степанович с удовольствием поясняет:
– Видимо, пробит паровой котел, пар в большом количестве сочится из-под палубы.
Но еще большее удовольствие доставляют адмиралу эволюции отряда Бутакова. Чтобы использовать все орудия и не мешать друг другу, 'Владимир' и 'Херсонес' расходятся на контргалсах и бьют поочередно то левым, то правым бортом.
Вот он, образ будущего сражения, до которого не дожить старшим из учеников Лазарева!..
