вывалился из избы?пытальни в сопровождении одного из своих головорезов, отвесил мне шутовской поклон и еще добавил:
— Прошу.
Следа от моей зуботычины на чеканном его лице не наблюдалось. А жаль.
Зато на лице Иамена явственно читались следы всех щедро отвешенных ему пинков и затрещин. И парочка новых кровоподтеков, кажется, прибавилась — видно, пока тащили его вверх по лестнице, некромант пытался сопротивляться. Ну и зря.
Я вошел, захлопнул дверь и встал перед дыбой, сложив руки на груди. Самая та поза для инквизитора. Некромант поднял голову и посмотрел на меня без особого интереса. Один глаз у него совершенно заплыл, второй подернулся красными прожилками. И не было, Хель побери, не была у него на лице ни следа той ненависти, которая так бы мне сейчас помогла. Скука — пожалуй. Отвращение — возможно. Но не ненависть.
Что говорят в таких случаях? «Покайся, грешник, в своих злодеяниях?» «Ваша карта бита, гроссмейстер, отдавайте Грааль?» «А ну, Иван, быстро?быстро сказать, где прячутся рюсиш партизанен?» Я не знал. Возможно, знал Иамен, но помогать он мне явно не собирался. И я довольно жалобно пробормотал:
— Иамен, какого ётуна мы с вами маемся дурью? Зачем вам все это понадобилось? Отдали бы мне поганый меч, и дело с концом. Девочка из?за вас погибла.
Последние слова несколько оживили некроманта. Он снова вскинул голову, и единственый — как и у меня, правый, — здоровый глаз сфокусировал на мне.
— Из?за меня?
— А из?за кого же?
— Отрадно наблюдать за работой вашего так называемого рассудка.
— Перестаньте трепаться. Хотя бы сейчас. Это уже не смешно. Тенгши погибла из?за вас. Не хотел я в нее стрелять…
Я понял, что оправдываюсь перед пленником, растянутым на дыбе. Нет, срочно меня в гвардейскую школу, срочно. Техника допроса — главнейшее из искусств.
Иамен усмехнулся. Зубы у него были окровавлены, два так и вообще отсутствовали. Усмешка получилась жутенькая.
— Не хотели бы, Ингве, не стреляли. Повторяю — я вам не нянька и не отец?исповедник. Учитесь хотя бы нести собственную вину, не переваливая на чужие плечи. Она с вами будет до могилы. Или до тех пор, пока не научитесь забывать.
Так. Этот козел мне еще и проповеди читает. Святой отец, аббат наш Хаббад.
— Как вы забыли о Фрице, Карле и как его там… Гельмуте? Как насчет Нили? Тоже не помните?
На меня медленно снисходила благословенная ярость. И тут некромант мне сильно помог.
— Ваш Нили был подонком, — сказал Иамен.
Я прыгнул к лебедке и крутанул ворот. Кажется, с непривычки слишком сильно, потому что чуть не оглох от крика. Я поспешно отвел рычаг назад. Не хватало еще руки ему оторвать в первые пять минут допроса. Оставив лебедку в покое, я подошел к Иамену и выплюнул в его перекошенное болью лицо:
— Нили был в сто раз лучше вас. И любого из тех, кого вы защищаете.
Иамен с усилием втянул воздух и повторил:
— Нили был подонком. Он был вашим верным цепным подонком, но истины это не отменяет.
— А у вас что, приоритет на истину? Что такое, по?вашему, истина?
Опять я говорил не то. Некромант не замедлил этим воспользоваться:
— Истина — это то, что вы, Ингве, надавили на спуск. И от этого из ствола вылетела пуля. От чего, в свою очередь…
Отвернувшись, я швырнул на старательно раздутые уголья жаровни железный прут. Иамен замолчал. Надо не забыть нацепить асбестовую перчатку, подумал я, а то как бы самому без руки не остаться. Не оборачиваясь, я спросил:
— Скажите, Иамен… Вы пытались меня убить или не пытались?
— Пытался. Если это вас утешит.
— Меня не надо утешать.
— А по?моему, — мягко прозвучало из?за спины, — надо, Ингве. Герои плохо приспособлены для палаческой работы. Лучше предоставьте дело профессионалам.
Я крутанулся на месте и со злобой на него уставился.
— Вам что, так не терпится умереть?
— Если говорить о смерти, то намного скорее меня измордуете ненароком вы. Вы же не умеете ни черта.
— А вы умеете?
— Умею.
— Отлично. Если я не буду уверен, куда ставить зажим, попрошу вашей консультации.
Железка между тем разогрелась вовсю, до малинового жара, но хвататься за нее мне пока совершенно не хотелось.
— Если вы пытались меня убить, почему не убили? Позавчера, например?
— Потому что не судьба.
— При чем здесь судьба?
— При том, Ингве, при том. Я стреляю довольно порядочно, а уж с пяти шагов и точно бы не промахнулся. Однако вы выжили.
— Зачем?
— Зачем что?
— Зачем выжил?
Некромант, кажется, удивился.
— А вот этого я, извините, не знаю. А вам хотелось бы умереть?
Хель, о чем мы говорим?! Я должен ведь спрашивать о мече… Между тем уста мои, тяжелые, как мрамор, отверзлись и сами по себе изрекли:
— Не знаю. Возможно.
— Вы уж определитесь. Я, к сожалению, ничем вам в разрешении этого вопроса помочь сейчас не могу.
Правильно, издевайся. Еще немного посмотрев на калеющюю железку, я, не оборачиваясь, спросил:
— Скажите честно. Вы поили меня любовным зельем или нет?
— Я точно не поил.
— Хорошо. Ваши подручные.
— Почему это вам так важно?
— Если спрашиваю, значит, важно.
— Ладно. Признаюсь. Поил.
— Для чего?
Некромант молчал. Я подошел к дыбе и крутанул ворот лебедки. Тело его вздернулось вверх. Я видел, что он пытается удержать крик — однако удержать не сумел, и крик разнесся по комнате, отражаясь от высоких стен. Капитан Гармовой наверняка искренне радуется сейчас за дверью моим успехам. Подержав Иамена немного в этой нелепой растяжке, я ослабил ворот.
— Повторяю вопрос: для чего?
— Вы быстро учитесь, Ингве, но плохо пока разбираетесь в психологических типах заключенных. К примеру, ваш друг Гармовой сейчас на моем месте бы грязно выругался и попытался отгрызть вам ухо. Вы, скорее всего, гордо бы промолчали.
— А вы?
— А я, как вы видите, читаю вам лекцию по технике ведения допроса.
На сей раз я растянул его так, что крик успел перейти в негромкий стон. Очень странно было слышать эти жалобные звуки из уст некроманта. Как?то слишком по?человечески. Меня это доконало, и я
