— Янне, пожалуйста, помоги нам продолжить рассказ! О чем думают жители Фагерё? Какие настроения царят на острове? Что теперь будет?
Янне не отвечает. Он стоит у кухонного окна, спрятав руки в карманы; снова идет дождь, новый шквал, капли жестко барабанят по карнизу, вода течет по стеклу, как слезы по щекам.
Дневной урожай писем собран и обработан. Искусно запечатанные конверты лежат на кухонном столе. Пазл, в готовом виде изображающий жизнь Фагерё, пополнился еще несколькими кусочками. Когда все они лягут на место, островитяне наконец предстанут перед нами в полный рост. Самоуправство Янне, конечно, противозаконно и во многом предосудительно; однако сведения о Фагерё и его жителях, которые он собирает и регистрирует с педантизмом ученого, неоценимы. Без Янне…
— Да ну вас! — перебивает Янне. — Болтаете чепуху!
— Мы стараемся описать то, что происходит, когда маленькое сообщество подвергается неожиданным испытаниям. Как реагируют люди — коллективно и индивидуально?
— Не могли б вы оставить нас в покое? Нам и без ваших любопытных носов тут хорошо живется. Убирайтесь-ка подобру-поздорову!
Янне Почтальон покраснел, руки в карманах сжались в кулаки.
V
КРИКИ ЧАЕК
Дожди ушли. Стрелка барометра поднялась, море вновь засияло голубым.
Плоскодонное рабочее судно, оборудованное гидравлическим воротом и носовым пандусом, постукивало мотором между шхерами в Квигхаруфьердене, перекатываясь по зыбкому после непогоды морю. По борту судна, выкрашенному красным, шли белые буквы высотой в полметра: «Добровольная пожарная команда Фагерё». Трое членов экипажа были одеты в оранжевые прорезиненные штаны и непромокаемые жилеты «Хелли Хансен»; один держал штурвал, двое других, балансируя на палубе, смотрели в бинокль на море и скалы.
Серебристые солнечные блики синей морской ряби. Пенный прибой у шхер. И крики птиц: белых и серебристых чаек, морских ласточек, взлетавших со скал, как только приближалось судно, — блестящие белые животы, серые крылья, желтые и красные клювы, разинутые в крике.
— Заткнитесь, черт побери! — взвыл Аксмар, потрясая кулаком в сторону птиц, круживших над маленькой шхерой — узким каменным осколком, лишенным растительности, не считая редких веревочек ситника в трещинах камня, и даже не обозначенным на карте. Но птицам годился и такой островок — вся поверхность была покрыта белыми пятнами помета. Аксмар и его брат Фриде смотрели в бинокль на береговую линию. Судно раскачивалось на волнах неуклюже, как старая корова; чтобы не очутиться за бортом, Аксмару пришлось ухватиться за планширь, изрыгая проклятья.
— Птицы всполошились, — крикнул Юхан Окунек, стоя у штурвала. — Обойдем остров, посмотрим со стороны моря!
Волны тяжко разбивались о скалы, лизали гранит пенными языками. Птицы кричали и кричали.
— Ничего тут нет, — с облегчением выдохнул Аксмар, поводив биноклем.
— Погодь! Чего это там? — Фриде махнул рукой в сторону каменного осколка у южной оконечности островка. Аксмар нехотя поднес бинокль к глазам:
— Мать твою.
— Давай поближе, Юхан! — крикнул Фриде.
Это была женщина. Она лежала на спине, покачиваясь на волнах и задевая камень. Одежды на ней не было, не считая трусов и рваного бюстгальтера.
Тело было сильно изранено. Левая грудь почти полностью склевана, остались лишь клочки сероватой плоти. Понять, как она выглядела при жизни, не представлялось возможным: не было глаз, носа и губ. Она скалилась на пожарников-добровольцев длинными желтыми зубами. Резинка трусов врезалась во вздувшийся живот.
Всю кровь смыло морской водой.
Юхан Окунек подвел судно как можно ближе к скале и спустил носовой пандус. Фриде и Аксмар сошли в воду, вытащили тело из щели между камнями и подняли на борт. Тело издало пукающий звук, они отшатнулись — санитарные маски не смогли защитить от зловония. Аксмар достал черный пластиковый мешок, тело поместили в него и застегнули на «молнию». Мешок положили на настил рядом с прочими, уже лежавшими там.
Покончив с этим, Аксмар сорвал маску с лица и перегнулся через планширь. На этот раз наружу вышло лишь несколько капель желчи. Юхан Окунек дал задний ход и взял курс к следующей шхере.
И СЛОВО СТАЛО ПЛОТЬЮ
Ко-Дэ Матсон председательствовал на заседании муниципалитета. И слово становилось плотью, как только председательский молоток ударял по столу. По крайней мере, на это надеялся сам Ко-Дэ, ибо слово в его представлении было фундаментом демократии. Ко-Дэ хотел бы считать себя делателем, а не только слушателем, как говорится в Послании Иакова: «Но кто вникнет в закон совершенный, закон свободы, и пребудет в нем, тот, будучи не слушателем забывчивым, но исполнителем дела, блажен будет в своем действии» (Иак 1:25). Иаков говорит и о языке, несущем Слово: «Так и язык — небольшой член, но много делает. Посмотри, небольшой огонь как много вещества зажигает! (Иак 3:5)»
И в политике мы можем многому научиться у Иакова, считает Ко-Дэ Матсон. Иаков, называемый братом Христа, по его мнению, был первым истинным демократом.
Ко-Дэ, разумеется, не стал делиться своими соображениями относительно слова и демократии с коллегами в муниципалитете, так как имел представление о том, что должен и чего не должен говорить политик, и решил сохранить в тайне свой интерес к чтению и толкованию Библии. Ко-Дэ стремился производить впечатление делового человека. Тот, кто сохраняет деловой подход, достигает результатов. А результат — это, в конце концов, единственное, что ценится в политике.
Ко-Дэ обвел взглядом стол в зале заседаний на втором этаже здания муниципалитета. Кроме членов правления в собрании принимали участие муниципальный глава Йоста Берг с докладом и Сульвейг Блумстерлунд-Энрут, ведущая протокол.
Собрание можно было объявлять открытым.
На столе перед каждым участником встречи лежали заранее подготовленные документы и предложенные решения, а также стояли бутылки с минеральной водой «Виши». Не забыли и настольный вымпел с муниципальным гербом Фагерё: парусник и рыба на голубом фоне, символизирующие традиционные местные промыслы. Молоток председателя лежал на столе в ожидании крепкой хватки волосатой пятерни.
Как обычно в таких случаях, Ко-Дэ Матсон чувствовал некоторую возвышенность момента: вот-вот удар его молотка запустит механизм осуществления власти. Слово станет плотью.
Но в тот день все было не как обычно.
Окно зала заседаний открыто, от ветра занавески колышутся, словно большое, сонно дышащее
