уличным крикунам, которые сбывали их продукты клиентам и при случае поставляли им необходимые товары. Трудно сказать, существовали ли подобные маклеры во всех отраслях коммерции или только в торговле одеждой и тканями, где о них существует больше всего свидетельств. Некоторые тексты, сообщающие о них, указывают, во всяком случае, что они были очень предприимчивы, стараясь обеспечить себе монополию на продажу некоторых местных или привозных продуктов. Наставления по
Во всяком случае, торговля была основой крупных состояний, которые формировались в аббасидском Ираке с конца IX в. и от которых зачастую зависел сам халиф. Таким образом, деловые люди в отношениях с правительственными авторитетами создавали важные, как выражаются сегодня, «группы давления», связанные с разными политическими или сектантскими кругами. Чтобы сохранить свое состояние, они помещали его преимущественно в ценности и землю. Обложенные десятиной владения реально составляли в X в. превосходный источник дохода при условии, что административные службы не были слишком придирчивы в расчетах или в контроле за вносимым налогом. Эти владения, кроме того, могли временно доверяться управителям, так же как украшения или другие драгоценности могли храниться у надежных друзей, чтобы избежать изъятий и конфискаций, которые были возможны в любой момент и угрожали богатству, накопленному чаще всего в поразительно короткие сроки.
Прекрасным примером денежного человека той эпохи является знаменитый ювелир Ибн ал-Джассас, которому, по сведениям хронистов, удалось присвоить драгоценные камни, составлявшие часть приданого, выделенного тулунидом Хумаравайхом за своей дочерью, когда она была истребована в жены халифом ал- Мутадидом: отправленный сопровождать невесту халифа из Египта в Ирак, он сумел убедить ее доверить ему камни, которые могли ей пригодиться в трудной ситуации, и, поскольку принцесса умерла первой, богатый вклад остался при нем. Нам известно также о конфискациях, которым он подвергся дважды, и особенно о том, как он сумел защититься от своего более грозного врага — вазира Ибн ал-Фурата. «Этот последний, — рассказывает он, — заставил меня претерпеть гнусное обращение и оскорблял меня скандальным и унизительным образом, приказывая своим агентам отнимать мою собственность и мешать моим торговым сделкам, так что мой оборот упал до очень низкого уровня и мое состояние оказалось под угрозой. Я послал к нему друзей, чтобы найти основание для соглашения, и предложил ему сумму, размера которой обычно достаточно для смирения злобы. Все так и оставалось какое-то время, и я терпел вплоть до момента, когда опасность стала невыносимой». Тогда он умудрился ночью прорваться к вазиру для откровенного объяснения: «Поступай со мной, — сказал он ему, — согласно принципам, которые тебе подскажут щедрость и величие души; если нет, я без промедления пойду к халифу и вручу ему вексель на два миллиона динаров золотом в счет моей кассы. Как только такая сумма окажется в его руках, ты сможешь измерить мое могущество, ибо я, разумеется, скажу ему: „Прими эти деньги, назначь первым министром такого-то и выдай ему Ибн алФурата”».
Те же богатые горожане, обладавшие достаточным влиянием на правящие круги и нередко придававшие городу определенный архитектурный облик своими постройками, оказывали воздействие и на интеллектуальную жизнь. В сущности, многие ученые — за исключением, пожалуй, религиозных деятелей, обычно обеспечивавших себя средствами к существованию благодаря своей учености, — по крайней мере эссеисты, грамматисты и поэты, испытывая гораздо более серьезные материальные трудности, были вынуждены соискать щедрости состоятельных персон. Нередко их можно было встретить скитающимися из города в город, пока им не удавалось добиться «субвенций» на свои труды. Наряду с меценатством суверена, существовало нечто вроде меценатства городской олигархии. Свидетельства о нем легко обнаружить в иных литературных томах, в тех, например, где излагаются дискуссии на самые разные темы, имевшие место среди сотрапезников, явно состоявших на содержании, в присутствии вазиров или высоких чиновников, принимавших их в своих особняках. Так, знаменитый труд ал-Таухиди «Книга о радости и близости» пересказывает беседы, затеянные одним буидским вазиром X в., который при этом лишь следовал примеру, данному в конце VIII в. щедрыми «покровителями литературы и искусств», какими были Бармакиды.
Интеллектуальную жизнь города определяли не только традиционные религиозные круги, с одной стороны, и влиятельные и состоятельные меценаты — с другой. В городе трудилось также множество специалистов в мирских науках, которые могли принадлежать к разным сферам. Среди них фигурировали грамматисты, подобные Халилу и Сибавайху, основоположникам своей науки и составителям первых объемных словарей арабского языка. Особую роль играли переводчики, чаще всего христиане, как, например, Хунайн ибн Исхак, — в отдельные периоды, особенно во времена халифа ал-Мамуна, они, поощряемые властью, сделали доступными для мусульманских мыслителей целый ряд греческих философских и научных трудов, иногда уже переведенных на древнесирийский язык. Некоторые служили при библиотеках халифов и суверенов, но, помимо дворцовых, в IX–XI вв. существовали и другие категории библиотек, созданных знатными персонами или приверженцами различных религиозных движений, которым труд переписчиков и миниатюристов позволял получать доход от активной книжной торговли в метрополиях, подобных Багдаду и Каиру. Главные из этих учреждений были центрами распространения шиитской мысли, как Дом мудрости, созданный в Каире в 1005 г. ал-Хакимом, или Дом науки, созданный в Багдаде в 991 г. буидским вазиром Сабуром, но были среди них и организованные суннитскими учеными. Мало-помалу эта собирательская деятельность, развивавшаяся поначалу в атмосфере относительной свободы, переместится в стены постсельджукидских Мадраса и попадет под влияние мэтров богословско-правовых наук.
Первоначально многие из переводчиков тоже были учеными в узком смысле этого термина. Специалисты в разных дисциплинах, занимавшиеся чаще всего как абстрактными умозрительными построениями, так и практическими прикладными работами, которые могли быть оценены современниками, нередко пользовались протекцией государей, даже если, например, практиковали в качестве хирургов и врачей в лечебных заведениях города. Так, астрономия развивалась в Ираке в IX в. только благодаря поддержке халифа ал-Мамуна, основавшего обсерватории в Багдаде и Дамаске, тогда как следующего импульса эта наука дождалась только при монгольских суверенах.
Но не следует недооценивать глубокое влияние культовой и социальной сторон исламской жизни, определявших направление, в котором развивались науки. Изыскания в сфере арифметики и алгебры стимулировались необходимостью сложных расчетов, которых требовала либо регламентация практики наследования согласно предусмотренной правом системе, либо установление определенных налогов. Геометрия была необходима государственным чиновникам для оценки площади земель, подлежащих различным фискальным сборам. Изучение астрономических циклов должно было удовлетворять задаче расчета часов молитвы или месяцев поста, даже если в большинстве регионов непосредственное наблюдение неба предпочиталось теоретическим вычислениям. В то же время весьма распространенный обычай составления гороскопов поощрял исследование созвездий.
Этим отчасти объясняется справедливое признание физиков и математиков в расцвет классической эпохи в аббасидских городах Ирака, которых иной раз не отделяли от инженеров, «механиков» и мастеров изготовления измерительных инструментов, чьи изделия, занимающие важное место среди творений средневекового исламского мира, мы уже рассматривали.
В X–XI вв. свои научные предпочтения были и в фатимидском Египте, Магрибе и Иране. Лучше всего их менталитет и научные методы может представить один из выдающихся ученых той эпохи, великий ал- Бируни, который интересовался индийской астрономией, культурой «древних» народов и естественными науками, не пренебрегая фармакологией. В свою очередь алхимия и медицина тоже были в фаворе. Если алхимия, с которой связано имя Джабира, так и не сумела подняться до уровня подлинной науки, то медицина с древности привлекала внимательных практиков. До мусульманского завоевания в иранском Джундишапуре существовала школа, к которой принадлежали знаменитые врачи первых аббасидских
