– А ты поплачь, поплачь, поплачь, доченька! – предложила старуха в черном платке. – Поплачь – тебе облегчение, а ей-то как понравится. Я знаю, сама только что с похорон.
– Да ведь она жива еще, чего ж раньше времени оплакивать? – Женщина сердито посмотрела на старуху, покачала головой и, что-то бормоча себе под нос, пошла своей дорогой. За ней стали расходиться и остальные – сначала нерешительно, оглядываясь то и дело на безумицу, потом, подбадриваемые друг другом, смелее.
Вскоре мост опустел. Жаба-самоубийца, видно устав стоять, уселась на перила, свесив ноги вниз. Откуда-то рядом с ней появилась женская сумочка – бежевая, очень знакомая. Она открыла ее и, немного покопавшись, достала маленький пластмассовый белый предмет неясного назначения. Покрутила в руках, словно не зная, что с ним делать, потом прикрепила к уху. Слуховой аппарат – вот что это такое. Жаба- Басов, очевидно, была глухая.
Теперь, когда искусственный слух был восстановлен, жаба, наконец, решилась. Она снова поднялась на ноги, взмахнула руками и бросилась вниз, с моста, в холодную невскую воду. А может, не то что решилась – все решено у нее было давно, – просто вдруг вспомнила, что забыла про аппарат. Крестная заказала оркестр, музыканты уже собрались во дворе, ничего отменить нельзя. И значит, без слуха никак: не пропадать же зря музыке.
Внезапно поднялся сильный ветер, стало невыносимо холодно. Да ведь холодно уже давно – у воды всегда холодно, просто до этого терпеть было можно, а теперь пробрало до костей.
Ветер, ветер. Темно-серое небо. Кажется, вот-вот посыплется снег, такой же серый, как небо. Подходящая погода для самоубийства. А жабу не жалко. Потому что никакой жабы не было: актер Басов сыграл еще одну роль, только и всего.
И все-таки ветер… Мост совсем обледенел – лежать на нем становится невыносимо. Шумит внизу вода, и от этого еще холоднее. Народ разошелся, актер в одиночестве сыграл свою роль – пора уходить.
Руки примерзли, ноги примерзли, тело примерзло – не встать. Позвать на помощь? Нет никого.
Ветер. Это не вода шумит, а деревья. Откуда здесь, на мосту, деревья?
Я открыла глаза. Темно-серое хмурое небо. Мой петербургский сон ушел, а небо осталось таким же. Шумели действительно деревья – здесь всюду были деревья. Я не проснулась, а перебралась в другой, новый сон? В самом деле, спать очень хочется. Только холодно жутко. Отключили отопление? У меня есть стеганое шерстяное одеяло.
Я села, потрясла головой – деревья не отступили. Лес, кругом лес. Я спала на голой земле, оттого и замерзла. Но, несмотря на холод, мне еще хочется спать. Голова совсем не соображает, я никак не могу понять, что я здесь делаю и как сюда попала. Лес… В лесу мне делать совершенно нечего, в лесу я никак не могла оказаться. Невероятная, какая-то фантастическая ситуация, а между тем все так и есть: лес мне не снится, лес окружает меня в действительности. И значит, нужно предпринять какие-то действительные, реальные шаги – в прямом смысле этого слова: попросту вышагать отсюда, убраться поскорее из этого леса, из нереальной ситуации.
Я поднялась, встала на ноги. А с шагами, оказывается, большие проблемы: ноги подгибаются в коленях, не желают удерживать тело и, конечно, тем более не захотят его передвигать.
Ну, так и есть! Я с трудом доковыляла до ближайшего дерева, обхватила ствол, чтобы не упасть. Состояние мое напоминало последнюю стадию опьянения или ощущения человека при сильной качке на корабле. Или и то и другое вместе: человек наклюкался в корабельном баре, а тут, как назло, разразился шторм, ему во что бы то ни стало нужно добрести до своей каюты, но сделать это весьма проблематично. Лучший совет, какой можно ему дать в такой ситуации, – это сесть, где стоит, ухватившись за ближайшую рею, и переждать: в конце концов либо шторм стихнет, либо в голове его прояснится и ноги начнут подчиняться протрезвевшему мозгу.
Я последовала совету и опустилась, не выпуская из рук ствол, на землю. Шторм не стихнет – мой шторм не стихнет, но голову есть надежда привести в порядок, хотя бы относительный. Прежде всего надо постараться восстановить события и понять, как я здесь оказалась.
Что я помню? «Доченька» – неприятно, настойчиво: доченька. Это было на похоронах. На похоронах той, которая повесилась в моей квартире. Похороны. На Февральской, где ветер, как на петербургском мосту, где все абсурд, где нет места реальности. Похороны… Похороны я помню. Жесткие волосы оказались на ощупь вовсе не жесткими, оркестр заунывно фальшивил: поплачь, поплачь, ей станет приятно; белый гроб, будка без собаки, брейгелевские уродцы, пыльный, старый ковер и опять – доченька, доченька. С похорон я сбежала, когда поняла про волосы… Нет, потом, когда все они на меня навалились. Выбралась из-под них и сбежала. Небо потемнело, я думала, ночь наступает, а это просто пошел дождь. Автобусная остановка – как выход в реальную жизнь из мира фантастического. И вот тут-то… Был какой-то переломный момент, который привел меня в этот лес. Я чувствую, что искать нужно здесь. Чувствую, но не могу вспомнить.
Зазвонил телефон! Вот оно, поймала! Валерий мне позвонил и пригласил… на какую-то улицу. Не могу вспомнить, как она называлась. Не важно, не важно, я другое вспомнила: Валерия убили. Боже мой, боже мой! И еще… Я вспомнила, что еще произошло: меня выманили… затем… У них Маша в заложницах – вот что самое главное!
Они обещали ее отпустить, если я выполню все их требования. Боже мой, боже мой, как же мне узнать, отпустили они ее или нет?
Телефон! У меня был с собой мобильник! В кармане куртки. Но наверняка они его…
Я сунула руку в карман – и не поверила удаче: мобильник они не забрали!
Однако радость моя была преждевременной: ни домашний, ни сотовый тети Саши не отвечали, просто она не брала трубку, и все.
Мне надо отсюда выбираться, во что бы то ни стало, не ради себя, ради Маши, заставить проклятые ноги ходить. Если они не сдержали обещания, если Машка у них все еще в заложницах… К Бородину, к Никитину – к кому угодно, на все наплевать, раз у этих уродов Машка! Я всех на ноги подниму! Даже к Артуру Генриховичу обращусь, если понадобится, и попрошу помочь. Да я к отцу обращусь, не то что к Генриховичу!
Но сначала нужно до них добраться. Почему же не отвечает тетя Саша? Неужели и с ней что-то случилось? Позвонить отцу? Попросить разузнать, как у Новиковых дела, и если что, пусть сразу начинает действовать? Ужасно не хочется с ним объясняться, но ничего не поделаешь.
Папины телефоны тоже почему-то стабильно не отзывались. Да что же такое происходит?
Надо идти, подняться и идти, поскорее добраться до города. Дома есть номера телефонов Бородина и Никитина, в какой-то старой записной книжке. Надеюсь, я ее не выбросила. Да нет, не должна была. Но сейчас главное – выбраться из этого чертова леса.
Я поднялась, держась за дерево, сделала неуверенный шаг. Чем это меня накачали? Ноги совсем не держат. Следующие несколько шагов дались мне с огромным трудом – подгибаются колени, и все тут! Телу нужна опора. Мне бы какую-нибудь палку.
Я огляделась вокруг. У пятого, если считать от меня, дерева лежала толстая суковатая ветка – превосходный материал для клюки. Но дойти до нее будет нелегко – слишком она далеко. Я опустилась на четвереньки и добралась до своей цели ползком.
Ветка была что надо. Я обломала сучья – получился отличный костыль. Поднялась и, опираясь на него, стала потихоньку передвигаться.
Лес оказался совсем невелик. Довольно скоро я выбралась на открытое пространство – луг не луг, поле не поле, пустырь не пустырь. Впереди, не больше чем в километре, виднелись дома. Недалеко же меня завезли! Я поковыляла по тропинке в город.
Задача была не из легких. Я совершенно выбилась из сил, пока добралась до первых городских строений, несколько раз присаживалась отдохнуть прямо на землю. Меня постоянно одолевало желание встать на четвереньки, как там, в лесу, и ползти. Ноги совсем не держали, с головой творилось что-то странное, глаза слипались, хотелось спать. Если бы не Маша, плюнула бы на все, легла и уснула бы под каким-нибудь кусточком.
В этом районе я никогда не была – все совершенно незнакомое. Как много в нашем городе, оказывается, мест, в которых я не бывала, хоть прожила здесь всю свою жизнь. Впрочем, это всего лишь окраина, что-то наподобие Февральской. Надо найти остановку и выбраться в центр.
