известных мест на побережье, они прибыли в италийский город Тарант. А здесь Аристофилид, царь тарантинцев, по просьбе Демокеда велел снять кормила у мидийских кораблей, а самих персов заключил в темницу как соглядатаев. В то время как персов постигла такая беда, Демокед успел бежать в Кротон» (III. 136).
Персам, посланным с Демокедом, было приказано стеречь врача как зеницу ока, не дать ему ускользнуть. Поэтому, как только жители Тарента (Таранта) отпустили их, они немедленно направились в Кротон и пытались схватить беглеца; но кротонские граждане встали на его защиту. Пришлось персидским разведчикам убираться восвояси. На этом их мытарства не закончились: в одном из регионов Южной Италии они были обращены в рабство, потом выкуплены и в конце концов благополучно вернулись к Дарию. Историк заключает: «Так кончилось это дело, и те персы были первыми прибывшими в Элладу из Азии по упомянутой причине, как соглядатаи» (III. 138). Таким образом, описанный эпизод, довольно-таки незначительный, получает значение важного шага в подготовке Греко-персидских войн.
В этом рассказе обращает на себя внимание смелое и гордое поведение жителей Великой Греции по отношению к оказавшимся у них персам. Невозможно себе представить, чтобы хватать персидских посланников, сажать их в тюрьму, обращать в рабство стали, допустим, милетяне или соотечественники Геродота — галикарнасцы. Эллины Южной Италии и Сицилии считали, видимо, что Персия от них слишком далеко и незачем ее особенно бояться. К тому же они ощущали собственную силу. Полисы этого региона действительно были в числе самых мощных в Греции — крупные, богатые, процветающие. Особенно выделялись Сиракузы на Сицилии. В этом городе в 485–478 годах до н. э., в самый напряженный период Греко-персидских войн, правил тиран Гелон{160}. Под его контролем находился еще ряд сицилийских городов, и он, по справедливому замечанию «Отца истории», «стал могущественным властелином» (VII. 157).
Незадолго до начала вторжения Ксеркса к Гелону прибыли послы от Эллинского союза с просьбой о военной помощи против «варварского» натиска. Его содействие в войне, которая вот-вот должна была начаться, оказалось бы отнюдь не лишним. Однако Гелон сразу принял весьма высокомерный тон, заявив: «Люди из Эллады! Вы дерзнули явиться сюда и в наглой речи приглашаете меня в союзники против варвара… Я выставлю вам 200 триер, 20 тысяч гоплитов, две тысячи всадников, две тысячи лучников, две тысячи пращников и две тысячи легковооруженных всадников. Кроме того, обещаю снабжать продовольствием всё эллинское войско до конца войны. Однако я даю такое обещание, конечно, лишь при условии, что сам буду предводителем и вождем эллинов в войне против варвара. На иных условиях и сам я не приду вам на помощь, и других не пошлю» (VII. 158).
Силы, предлагаемые тираном, были по греческим меркам огромными. Ни одно другое государство эллинского мира не могло бы выставить такое войско. Однако и амбиции Гелона оказались совершенно непомерными: его устраивало только верховное командование союзными вооруженными силами — и не менее! Спартанцы и афиняне не могли на это пойти. Между послами и Гелоном началась перепалка, и переговоры ни к чему не привели.
Таким образом, Великая Греция могла бы принять участие в войнах с персами, но этого, как видим, не случилось. Следовательно, в этот регион античного мира Геродот мог бы не ездить без всякого ущерба для своего труда. Однако же он там побывал. Но этот его визит, превратившийся в итоге в длительное проживание, никак не связан с написанием «Истории». Причина лежит в обстоятельствах биографии самого Геродота.
«Фурийский узел» — один из важнейших эпизодов жизни историка, о котором уже неоднократно упоминалось выше; пришла пора изложить все относящиеся к нему данные подробнее.
Еще в конце VI века до н. э. два больших и сильных южноиталийских греческих города — Сибарис и Кротон — вступили между собой в войну. Сибарис потерпел полное поражение и был попросту стерт с лица земли. Место, на котором он стоял, несколько десятилетий лежало в запустении. А те жители города, которые не погибли в войне и не попали в плен, всё это время скитались с места на место. Они, разумеется, мечтали о возрождении своей родины и в конце концов обратились к афинянам за помощью. Бывших граждан Сибариса было слишком мало, чтобы воссоздать жизнеспособный полис, и они нуждались прежде всего в дополнительных поселенцах.
В Афинах же на просьбу сибаритов отреагировали своеобразно: восприняли ее как повод для проведения внешнеполитической акции в своих собственных интересах. Ведь Афинское государство в то время как раз вело активное проникновение на западном направлении, в Центральном Средиземноморье и особенно в Великой Греции, где располагался Сибарис.
Этот город решено было восстанавливать. Но название он в итоге получил другое — Фурии. Туда были отправлены колонисты из Афин — но не только. Выше упоминалось, что основание Фурий было задумано афинянами как панэллинское мероприятие, хотя и проводимое под афинской эгидой: к участию в нем привлекались полисы из разных регионов Эллады, которым предлагалось прислать своих поселенцев. В ходе осуществления этого необычного проекта его первые инициаторы — бывшие жители Сибариса — стали уже никому не нужны, и с ними по иронии судьбы обошлись довольно брутально: «…с течением времени… этих сибаритов уничтожили афиняне и другие греки, которые хотя и прибыли, чтобы жить вместе с ними, но, относясь к ним с презрением, перебили их» (
Основание Фурий имело место около 445–443 годов до н. э., и Геродот принял в нем участие. Этот последний факт не подлежит никакому сомнению; о нем имеются надежные свидетельства в целом ряде источников. Приведем важнейшие из них: «Оттуда (из Галикарнаса. —
Последнее сообщение — из византийского энциклопедического словаря — мы уже цитировали. В нем, как видим, содержится важная деталь — указание на место погребения Геродота. А в другом источнике приводится даже стихотворная надпись на его надгробном памятнике, из которой тоже следует, что «Отец истории» скончался в Фуриях:
Эпитет «первый историк» здесь следует понимать не в смысле «первый по времени», а в значении «самый лучший». Неясно, действительно ли эта эпитафия была составлена непосредственно после смерти Геродота. Не исключено, что фурийцы сочинили ее некоторое время спустя, когда уже определилось выдающееся значение Геродота как ученого, а для этого всегда нужно, чтобы прошло какое-то время. Но во всяком случае никто не стал бы сочинять такую надпись напрасно и беспочвенно, и она должна отражать исторические реалии.
Тот факт, что Геродота похоронили на фурийской агоре, чрезвычайно интересен. Это высочайшая почесть, которой не удостаивался почти никто из граждан древнегреческих полисов. Был только один способ заслужить ее — стать ойкистом, то есть основателем нового города. Получается, что Геродот являлся не просто участником колонизации Фурий, а одним из ойкистов этого полиса. Известно, что Фурии имели не одного ойкиста, а нескольких, что само по себе явление уникальное, но хорошо объясняющееся тем, что для основания колонии прибыли, как упоминалось, контингента из многих греческих государств и у каждого был
