– Вылечил? – тоже шепотом спросил Карл, убежденный в безусловном спасении коровы.
– Сдохла, – махнул рукой Жануарий. – Ее бесы совсем извели, только ими одними тварь и держалась. Стоило их вежливо попросить – и рогатые кожа да кости рухнули мне под ноги.
– Мило, – нахмурился Карл. – Ради этого стоило всю ночь валандаться.
– Может быть и не стоило, – согласился Жануарий. – Если бы один из бесов на прощание не признался, где сидит семейство Эстена.
– И где же? – настороженно спросил Карл, не смея поверить в удачу.
– В доме кюре. Прямо в доме кюре.
Глава 17
Nunc fluens[265]
Деревня была отнюдь не такая завшивленная, какие привык Карл видеть, проезжая через селения вилланов в обществе расфуфыренных аристократов. Верхом на баснословно дорогом скакуне, бренча золотыми шпорами и походя теряя пару-тройку алмазных запонок – и не то чтобы случайно, и не то чтобы нарочно, а так, для разнообразия в списках потерь летней кампании.
Возможно, деревня была как деревня, но по сравнению с тем убожеством, которое как назло подворачивалось Карлу по пути в замок Орв, она казалась почти изобильной. Мужики и девки были румяными и деловитыми, дома – крепкими, церковь – украшена тремя свежевырезанными ледяными голубями.
– Интересно, летом их из глины лепят? – полюбопытствовал Жануарий.
– Да. Весной из воды, а осенью – из желтых листьев, – сказал Карл. – Ты лучше скажи, отчего голубей три? Святая Троица?
Жануарий отвернулся, чтобы Карл не заметил улыбки, которой позавидовал бы и Гуинплен.
– Нет, – ответил Жануарий, – это три святых духа.
– Понятно, – сказал Карл, не отваживаясь спросить чьих.
На крыльце дома, пристроенного к церкви, лежали глиняные снова-таки птички. Карл в детстве тоже лепил из глины нечто орнитоморфное.[266] Но его крылатые рыбы, конечно, ни в какое сравнение не шли с этими ладными снегирями.
Карл поднял одного из них и придирчиво осмотрел. Похож, стервец.
На стук отозвались почти мгновенно, словно ждали со вчерашнего вечера.
– Преподобного Аэция нету дома, – сообщила экономка, вытаращив глаза в смотровое сердечко.
– Нет и не надо, – деланно повел плечом Жануарий, который вне сословно-официального контекста выглядел представительней Карла, и потому герцог без сожаления препоручил ему в этот раз всю болтологию.
– Вот ведь глупость какая получается, – продолжал Жануарий, адресуясь как бы Карлу, а в действительности – невидимым ушам за дверью. – Находишь на дороге золотое распятие с самоцветами, хочешь пожертвовать его Матери нашей и Наставнице… Туды-сюды, а у попа никого нету. Придется оставить себе.
За дверью молчали. Вконец замерзший Карл прошипел сквозь стиснутые зубы:
– Ох, Жануарий. Ты как лис из басни. Так они тебе и поверили.
Жануарий не успел ничего ответить, потому что сразу вслед за выговором Карл что было сил ударил в дверь ногой. В лицо брызнула щепа разбитой притолоки, грюкнул сорванный засов и дверь, выпустив кубло пара, приоткрылась.
Карл прыгал на левой ноге, схватившись руками за отшибленную правую, за дверью верещала придавленная экономка.
– Клянусь Святым Денисом, госпожа, – сказал герцог, вбрасывая в приоткрытую дверь свой орден Золотого Руна, – мы не хотим ничего злого, но мы теряем терпение. Вот вам Агнец вместо Распятого, и открывайте немедля.
– Зато вы, герцог, – прошипел Жануарий в тон Карлу, – чистый Персеваль.
И в этот момент, к его немалому удивлению, дверь отворилась. За ней были трое: экономка, прижимающая к разбитой скуле край фартука, моложавый кюре, озадаченно вертящий в руках Золотое Руно, и женщина с заплаканными глазами. Нет, пятеро. Из полумрака проступили два перепуганных детских лица.
– Да настоящий, настоящий, – раздраженно кивнул Карл в третий раз. – И принадлежит мне. Я его не подделал, не украл, не отобрал дубиной на большой дороге. Орден мой по праву, таких, вместе с фальшивыми, на свете никак не больше пятидесяти. И стоит он несколько дороже, чем все наследные владения и недвижимость покойного сира де Орв.
Это было лишнее. Красивая женщина с заплаканными глазами, минуту назад отрекомендовавшаяся Эмерой, разрыдалась.
– Простите, монсеньор Тристан, – пробормотал кюре. – Но кто же вы в таком случае? Граф, епископ, беглый король?
– Я уже говорил – это не имеет ни малейшего значения. Но если Вам угодно, я префект Ложи Нарбоннских Ткачей, мой герб – две аравийских пальмы под звезднополосатым небом, девиз –
Карл осекся.
– Я троюродный дядя Мартина фон Остхофена…
Жануарий стоял у окна и всматривался в пасмурный зимний полдень. За его спиной Карл пускался во все тяжкие. Перед ним хромой свинопас гонялся по глубокому снегу за беглым подсвинком. Обоим приходилось нелегко.
– …и, таким образом, не имею иного желания, кроме как узнать обстоятельства последнего периода жизни моего беспутного родственника. А поскольку упомянутый период был, по моим сведениям, проведен Мартином в замке Орв, я склонен полагать, что госпожа Эмера может ответить на интересующие меня вопросы.
– Подите к черту, – всхлипнула госпожа Эмера. – Вы заодно с этими проклятыми немцами, я знаю.
В тепле и уюте терпение Карла было беспредельно.
– Ложа Нарбоннских Ткачей, интересы которой я здесь представляю по воле нашего генерал-магистра, не имеет ничего общего с Тевтонским Орденом. Более того, я был послан сюда, чтобы предупредить мессира Эстена и его друзей о грозящей опасности. Но, увы, мы опоздали.
Это тоже было лишним.
– Тем более вы все скоты, – безапелляционно подытожила Эмера.
– Возможно. – Карл виновато скосил глаза на спину Жануария, ожидая поддержки, но тот был безучастен. – Возможно, прекрасная госпожа. Именно поэтому я пришел не с пустыми руками. Я предлагаю вам свой орден в обмен на правду о Мартине. Золотое Руно стоит столько, что вы сможете достроить свой замок в небывалом блеске и великолепии. Полагаю, это несколько смягчит боль понесенной утраты.
Без лишних слов Эмера вырвала невинного барашка из рук кюре и швырнула его на стол перед Карлом.
– Возьмите свое золото и убирайтесь.
Карлу стало очень неуютно. С одной стороны он понимал, до какой степени некстати все эти препирательства с овдовевшей баронессой. С другой стороны не мог и на секунду допустить, что все его старания закончатся столь безрезультатно. Ну а с третьей – что еще остается, кроме как забрать Золотое Руно и валить обратно в замок?
Карл поджал губы и замолчал, нервно барабаня пальцами по столу. Что ей еще сказать, дуре?
Свинопас наконец ухватил подсвинка за задние ноги и радостно вскрикнул. Жануарий усмехнулся краешком губ, отвернулся от окна и подмигнул детям Эстена, которые заинтригованно наблюдали за взрослым разговором из соседней комнаты через щелку в двери. Те, насмерть перепуганные разоблачением, исчезли. Наверное, забились в самый глубокий сундук и, обнявшись, задрожали осиновыми листами в преддверии порки.
Жануарий кашлянул в кулак и сказал:
– Монсеньор Тристан, мне кажется, наши обстоятельства складываются не лучшим образом. По-моему, нам лучше уйти.
