полости. Немного подождав, пока датчики сами распространились по обугленным тканям, Фарре аккуратно ввела в темную спекшуюся массу тонкий зонд и стала с замиранием сердца следить за его показаниями на маленьком экране. Ей хотелось убедиться в том, что она не повредила деликатные волокна структуры «поверенного». Ловкие «пальчики» зонда, тоненькие, как проволочка для рояльных струн, начали разрыхлять мышцы, снимать слои плоти с трупа Императрицы.
Только тогда, когда Фарре с помощью зонда одолела первые несколько сантиметров, она поняла, что делает. Ее замутило.
— Адепт… — с трудом шевеля губами, выговорила она.
Тревим осторожно взяла из пальцев Фарре инструмент. Та, пошатываясь, отошла от аутопсического стола.
— Все хорошо, посвященная, — услышала она голос Тревим. — Пожалуй, я поняла, как он работает. Благодарю вас.
У Фарре подкосились ноги, и она тяжело опустилась на пол. Перед глазами у нее упорно стояла одна и та же картина: сестра Императора, Анастасия, Первопричина симбианта, лежала на столе, раскроенная, будто зажаренная на вертеле свинья.
Уязвимая. Раненая. Тайну можно увидеть!
И она, Виран Фарре, участвовала в этом. Желудок у посвященной свело спазмом, ее рот наполнился жгучей желчью. Этот ужасный привкус заставил ее забыть обо всем. Фарре сильно вырвало. Адепт Тревим тем временем продолжала извлекать «поверенного» из тела погибшей Императрицы.
Лаурент Зай убрал одноразовый пульт в карман. Пока он даже запрограммирован не был — Зай вовсе не желал убить себя
Шагая вместе с Хоббс к командному отсеку, Зай ощущал странное спокойствие. Волнение и тревога, владевшие им все то время, пока решалась судьба заложников, отступили. Теперь он понимал, что в последние два года любовь поставила под вопрос его отвагу. И вот обреченность и безнадежность вернули ему храбрость — в полном порядке и в рабочем состоянии.
Заю вдруг показалось странным: зачем на «Рыси» два мостика. Боевой корабль принадлежал к новому классу и не был похож; ни на один из фрегатов «Ациноникс». Некоторые из концепций дизайна этого звездолета казались Заю несколько странными. Помимо боевого капитанского мостика на корабле был еще и командный — как будто в один прекрасный день на фрегат мог прибыть адмирал и стал бы отсюда командовать флотом. Этот, второй мостик на «Рыси» вошло в обыкновение использовать как хорошо оборудованный конференц-зал.
Когда Зай и Хоббс вошли, все собравшиеся офицеры встали по стойке «смирно». Уже был подготовлен плоский экран, длинный стол разложен, все стулья развернуты к экрану. Офицеры смотрели на Зая с взволнованной решимостью — так, словно задумали учинить бунт.
Или вступили в заговор с целью спасения жизни своего капитана.
— Вольно, — распорядился Зай и сел в кресло командира корабля. — Докладывайте, старший помощник, — сказал он, обратившись к Хоббс.
Хоббс нервно глянула на дискету-ключ, которую сжимала в руке все то время, пока они с капитаном разговаривали в наблюдательном блистере. Ей на какое-то мгновение показалось, что эта штуковина не годится для осуществления задуманного. Но вот она с суровым выражением лица вставила дискету в щель дисковода.
Началась загрузка. Зай чувствовал вибрацию оборудования ладонью, лежавшей на крышке стола. Он заметил, как сменилось освещение. Погас верхний свет. Миллиарды крошечных элементов, из которых была составлена стена-экран, подготовились к работе. Еще Зай заметил, что его офицеры немного расслабились, как всегда расслабляются люди, готовясь к просмотру заранее подготовленных материалов, каким бы неприятным ни было положение дел. Зай смотрел на смерть — и детали открывались перед ним в своей ужасающей ясности. Но эта ясность была подобна усиленному вторичному зрению — все виделось необычайно резко, но вместе с тем казалось невероятно далеким. Суть этих мизерных подробностей была утрачена, вкупе с его будущим. Его богатейший опыт вдруг потерял всякую силу, будто обесценившаяся за ночь валюта.
На экране возникло зернистое изображение — черно-белое. При передаче узкополосного сигнала с маленькой нашлемной камеры на орбиту все цвета терялись. Картинка выглядела вытянутой — вот так, словно ириска, растягивалось изображение с камеры кругового обзора. Потребовалось несколько секунд, чтобы зрение Зая освоилось с непривычным ракурсом. Наверное, подобно этому зрители в театре привыкали к английскому языку, относящемуся к временам до Рассеяния, на показе старинной пьесы.
Но вот наконец фигуры и поверхности распределились, рассортировались, и Зай рассмотрел боевика-рикса, забрызганного кровавой взвесью адмирала и пошатывающегося доктора Вехера, а также — тело Императрицы Анастасии Висты Каман. Все они почти не шевелились, их движения пыли до жути замедленными. Крупная зернистость изображения подчеркивала весь ужас этой сцены, придавала ей особую, страшную эстетичность.
— Время — 67:21:34, — сообщила Хоббс. Ее воздушная «мышь» парила напротив того участка экрана, который демонстрировал время. — Ровно за пятнадцать секунд до первого включения силового поля капралом Лао.
«Мышь» запорхала по экрану, Хоббс перечислила всех участников происходящего.
— Обратите внимание на то, что у Императрицы не отмечается ранений, видимых невооруженным глазом. На ее одежде и коже, как и на одежде и коже адмирала, заметны мельчайшие капельки крови, но они распределены равномерно. По всей вероятности, кровь принадлежит боевикам-риксам, обстрелянным с орбиты разрывными электромагнитными пулями.
Среагировав на эти слова, «мышь» переместилась — словно бы унюхала проникающую рану рикса. Зай вынужден был признать, что все говорило о прямом смертельном попадании. При таком ранении можно было кишки с пола ведрами собирать. И как же, спрашивается, она могла выжить?
— Теперь я перейду к тому моменту, когда при включении силового поля связь прервалась.
Фигуры задвигались. Вехер захромал, Лао произнесла:
— Теперь, — сказала Хоббс, — сосредоточимся на некоторых деталях. Сначала — Императрица.
Все, что произошло за пятнадцать секунд, заново было проиграно на экране, при этом изображение Императрицы подверглось увеличению. Она непрерывно и очень сильно дрожала — состояние походило на судорожный припадок. Адмирал обнял и держал Дитя-императрицу, как живого ребенка, который бился и метался в кроватке из-за того, что ему приснился страшный сон.
— Дитя-императрица явно жива. Вероятно, у нее какой-то сильный стресс. Возможно, она ранена. Но жива. Теперь взглянем на рикса.
Вся сцена была проиграна еще раз. Зай почувствовал, что с каждым разом происходящее становится все ближе, все понятнее. Рикс лежала на полу совершенно неподвижно.
— Она мертва, — вырвалось у первого пилота Марадонны.
— Или притворяется мертвой, — отозвался капитан Зай.
— Возможно, сэр, — проговорила Хоббс. — Физиология риксов неисповедима. То есть они, к примеру, не делают периодических вдохов, а постоянно фильтруют воздух. И сердца у них скорее вертятся, чем бьются.
— Итак, обычно они всегда внешне неподвижны, с каким бы разрешением мы их ни рассматривали.
— Да, сэр. Но позвольте мне перейти к записи, произведенной в то время, когда ситуация была уже под нашим контролем и капрал Лао отключила силовое поле. Эти кадры засняты камерой шлема доктора Вехера.
На экране появилась новая картинка. Вехер стоял на коленях около Императрицы. «Мышь»
