грозили Цезарю тринадцатью легионами.
Сыновей Помпея требовалось изловить и умертвить.
В который уже раз Цезарь возглавил войско и повел его на север.
Ливни шли страшные. Казалось, от небес откалываются пласты льда и, догоняя друг друга в пути, сшибаются, разваливаются, разжижаются и рушатся на землю. Вода падала не каплями, а цельными кусками, вперемешку с ледяной крошкой, снегом, мертвыми птицами. Ветер подхватывал хлюпающую мерзость, нес над землей, разбивал о стволы деревьев, о лошадиные морды, о зачехленные щиты…
Помпеянцы отступали. Армия Цезаря преследовала их, каждый день натыкаясь на горячие руины: враг твердо постановил для себя сжигать все города и селения.
Наконец, Цезарь вышел к зажатой между холмами и пригорками Мундийской равнине.
Впереди, по левую руку, стоял город Мунда, дальше по дороге – Осуна. Оба города избегли огня – в них стали вражеские гарнизоны.
Выяснилось, что на противоположном конце равнины расположился главный лагерь сыновей Помпея. И более того: перед рассветом разведчики сообщили, что республиканцы выходят из лагеря и строятся в боевые порядки.
Враг устал убегать и отважился драться.
Лагеря противников разделяли пять миль и противнейший ручей в центре равнины. Перейти его вброд не составляло особого труда. Но противоположный берег был сильно заболочен и кое-где порос терновником.
Переправиться, сохранив строй, казалось задачей невыполнимой.
По сигналу труб когорты первой линии нехотя остановились перед ручьем. По рядам пополз ропот.
«Почему стоим?» – «Мост строить решили? Чтобы сапог не замочить?» – «Эй, трубачи, до врага еще далеко!» – «Хотим настоящего дела, Цезарь!»
Почти сразу вслед за тем войско помпеянцев пришло в движение. Так и не спустившись на равнину, неприятельские знамена двинулись по гребню возвышенности, которая тянулась к истоку ручья.
Цезарь побоялся сдерживать боевой порыв своих воинов перед лицом врага и нехотя дал трубачам отмашку.
Когорты побрели вперед по колено, а местами и по грудь в студеной воде. Пока войско Цезаря выносило вперед левый фланг, поворачивая фронт к возвышенности, противник подошел совсем близко.
Помпеянцы свистели, улюлюкали, делали непристойные жесты. Изо всех сил они хотели вынудить солдат Цезаря пойти в атаку вверх по склону.
И те не стерпели.
Несгибаемый десятый легион на правом фланге, третий и пятый – на левом, а вместе с ними и легионы центра бросились вперед.
Их встретил железный шквал: дротики, стрелы, пули из пращей. Но, закрывшись щитами, солдаты выполнили приказ центурионов и приблизились к вершине холма на сорок шагов. Именно с такого расстояния они могли надеяться нанести стоящим выше помпеянцам хоть какой-то урон.
Но легаты помпеянцев знали свое дело.
На левом фланге, где крутизна склона была меньше, их солдаты покатились вниз и сшиблись с пятым легионом, над которым покачивались его особые, известные на всю Италию знамена с деревянными элефантами. Этими знаменами Цезарь пожаловал пятый легион за исключительную отвагу, показанную в африканской кампании против нумидийских боевых слонов.
Затем перешел к рукопашной центр, затем – правый фланг.
К огромному разочарованию Цезаря, помпеянцам удалось отбросить его легионы от вершины холма. Откатившись вниз, оробели даже ветераны: «Что происходит, мы ведь только что были наверху? Какой-то морок!»
Не желая вновь ввязываться в рукопашную, помпеянские легионы остановились и принялись обстреливать солдат Цезаря с утроенным рвением. Цельножелезных туземных дротиков, солиферрумов, у них были в запасе десятки возов.
Цезарианцы падают – один за другим.
Падают… Кто-то подымается снова, шипя от боли в пробитой ноге. Воины нехотя швыряют дротики обратно, призывают Марса в помощь, но…
Но главное: они застыли на месте и больше не желают бежать вверх, по скользкому от крови склону.
Цезарь быстро вышагивает вдоль строя. Свита из молодых патрицианских недоучек едва поспевает за ним. Цезарь требует забыть об опасности. Надо идти вперед немедленно, бежать на врага, пока еще не поздно, пока дротики не изранили всех!
Ветераны стоят как вкопанные. Ветеранам стыдно. Но – боязнь смерти сильнее.
«Клянусь Венерой-прародительницей, если вы не хотите помочь своему императору выиграть эту битву, я выиграю ее сам!»
С этими словами Цезарь отобрал у ближайшего воина щит. Выхватил из рук сигнифера знамя когорты. И не оглядываясь, быстро пошел вперед и вверх по склону.
Дважды он поскальзывался и падал. Дважды поднимался, опираясь на знамя. Нижний конец древка был заострен и, уходя в землю, прочно застревал в ней. Цезарь рывком выдергивал знамя и делал следующий шаг.
Так он преодолел половину пути. В него летели дротики. Щит сделался неподъемным.
Цезарь был уверен, что солдаты не вынесут вида своего императора, который в одиночку атакует семьдесят тысяч врагов, и пойдут за ним. Но он не услышал у себя за спиной ни тяжелого дыхания легионеров, ни бряцанья оружия.
Диктатор не выдержал – и обернулся.
Ни малейшего воодушевления. Его легионы разбиты параличом. Один остолоп кричит, показывая пальцем: «Это кому там жить надоело?!» А вокруг даже не знают что ему ответить!
Большинство же воинов вообще отказывались замечать своего императора. Многие когорты поклонились врагу, припав на одно колено. Они закрылись щитами наглухо, упрятав лица. Они береглись от обстрела.
Когда Цезарь вновь повернулся к помпеянцам, очередной железный дротик попал ему в голову.
Шлем выдержал удар. Цезарь – нет.
Выпустив знамя, он потерял равновесие. Диктатор упал на спину, а сверху его прихлопнул щит.
Между жизнью и смертью, между Олимпом и бездной есть точка, в которой и оказался Цезарь. В этой точке сходятся все параллельные прямые мира. Людей там уже нет, но боги еще не пришли.
Сквозь смертную пелену цвета осеннего заката божественный Юлий видел, как из помпеянских рядов выступили трое. Лениво помахивая однолезвийными тесаками, они спускались к нему.
На старшем была шерстяная рубаха до колен, расшитая красными треугольниками и желтыми крестами. Рубахи двух его спутников довольствовались синими кругами и зелеными квадратами.
Это были испанцы: вождь и двое его телохранителей, скорее всего – сыновья. Бездушные, но памятливые и оттого непрощающие демоны, дети угрюмых племен, которые давно запутались в своих кровавых зачетах, они с охотою становились под любое римское знамя, чей владелец посулит им не богатство и даже не власть, но геноцид соседнего рода.
Они отрубят ему голову, сорвут доспехи, посвятят трофеи своим кумирам.
Над его телом сыновья Помпея будут говорить о смерти тирана. О народовластии и республике. О том, что в Город пришла свобода.
Но вместо свободы в Город придут красные треугольники и зеленые квадраты испанских наемников.
«Цезарь! Цезарь в опасности!» – закричал вдруг кто-то.
И тогда Цезарь почувствовал, что под ним зашевелилась земля, будто там копошились гады.
У него возникло ощущение, что его душит гигантский змей.
Он услышал голоса.
Как верховному понтифику, Цезарю подобные приметы были знакомы. Все они означали близость сверхъестественного.
Внезапно чьи-то сильные, невероятно сильные руки подхватили его и рывком поставили на ноги.
