– Сапоги, ваш родь, худо починил, – прохрипел Федоскин.
– Хг'рен с ними, с сапогами, бг'ратец. Потег'рпи малость.
– Отхожу, ваш родь, батюшку бы. Отпущение принять бы. Грешен, ваш родь.
– Батюшку сюда! Стенько, ты?
– Так точно, ваш родь.
– Да ты никак?…
– Так точно, ваш родь, ранен.
– Батюшку!
– Убит наповал, ваш родь.
– Чег'рт!…
– В законе Божьем сказано, ваш родь: «Не возжелай жены ближнего. С купчихой, однако, грешил на зимних фатерах. Должно быть, помните – Федора она.
– Что ты, бг'рат, убиваешься. Купчиха сама в грех тебя вовлекла.
– Отхожу, ваш родь. Сапоги-то худо чинил. Не взыщите, ваш родь.
– Федоскин! – Гриневский наклонился к солдату. – Эх ты, Федоскин. Что же ты, бг'рат!… – Гриневский обнажил голову, в глазах его были слезы.
Осип Михайлович в изорванном, обгорелом мундире с трудом собрал сотню солдат и казаков, принадлежавших к разным полкам, построил их на манер головной части сильной колонны, несколько выдвинул вперед и приказал стоять смирно, слушаясь полковника Мелисино.
– Держи повыше белый платок, – приказал он Микешке.
– Твое превосходительство, убьют ведь, как есть убьют.
– Иного не дано, Микешка, их тысяча, а нас сто, десять к одному.
– Твое превосходительство… я простой казак. Всю жизнь кто кого
– он меня или я его. Ты ведь генерал, тебе жить и горя не знать, вид у тебя любо-дорого, одно слово – геройский, бабы по тебе сохнут. Тебе бы жить, твое превосходительство. Мне что – я простой казак, обыкновенный, моя жисть – копейка, известное дело – мужик. На хоть это…
– Микешка протянул де-Рибасу небольшой пистолет, добытый им в бою.
– Оставь. Вот что, пожалуй, к делу.
– Осип Михайлович указал на бамбуковую трость с затейливым набалдашником, который держал в руке есаул Черненко.
– Ваше превосходительство, – почтительно сказал есаул, – позвольте мне с вами.
– Твоя воля, голубчик.
К дувалу они шли в развалочку. Осип Михайлович впереди с напускной небрежностью поигрывал тростью. Микешка и полковой есаул Черненко держались чуть поотстав. Микешка нутром чуял турецкие стволы, мать их курица. У ворот дувала де-Рибас остановился, вынул из кисета чубук насыпал табачку, выбил кресалом огонек, небрежно задымил.
– Эй, там в дувале! Я – Рибас-паша – покоритель Березани, Хаджибея, Исакчи и Тульчи, эдисанской и буджакской орды. С моими воинами я прошел весь Узун, а затем от Аджидера до Измаила. Мой гренадерский корпус и славные воинским доблестями черноморские казаки у стен дувала. Вы окружены. Отсюда и птичке не вылететь. Предлагаю вам сложить оружие, остановить кровопролитие и предаться под мою защиту. Волос не упадет с головы того, кто доверит мне свою жизнь. Слово офицера.
В ответ на это из дувала грянул ружейный выстрел и пуля прошила ворот мундира Осипа Михайловича. Теплая струйка крови ползла по спине к пояснице.
За стеною дувала послышались крики, возня, сабельный звон.
– Мы знаем генерала Рибаса, – эти слова были сказаны в амбразуру. Должно быть, говорил некрасовец. – Ежели его превосходительство и господа честные казаки войска черноморского оставят нам жизнь – мы готовы сложить оружие и предаться на вашу милость.
– Слово офицера.
– Выходи, мы не помним зло, – сказал Микешка.
Их было тысяча или две – янычар, буджакских мурзаков и простых наездников, горсть некрасовцев, заплутавших здесь, в Измаиле. С ними были двухбунчужный паша, три миралая и полсотни отра-баши.
Оставив полковника Мелисино принимать пленных, де-Рибас с Микешкой и Черненко направились к подходящим батальонам и развернули их в сторону редута Табия, где засели остатки измаильского гарнизона и укрылся штаб мухафиза – губернатора измаильской райи трехбунчужного паши Мехмета – славного воинскими подвигами и предводителя смелых османлисов. Однако мухафиз Мехмет был уже довольно стар и немощен, а потому более сидел на ковре, скрестив ноги, курил крепкий табак и попивал холодную водичку.
У редута Табия колонна стала. Де-Рибас небрежно поигрывал тростью у ворот последнего оплота турок в Измаиле. Микешка и есаул Черненко, как ни в чем не бывало, стояли чуть поодаль.
– В редуте! Я Рибас-паша – лев здешних мест и победитель противников моей государыни и Российской державы, свидетель тому Бог. Все, кто бежал сюда, – в западне. Измаил пал. Только безумцы на свою погибель продолжают сражаться. Ваше упорство бесполезно. Я – лев здешних мест и покоритель многих крепостей всем известный Рибас-паша, движим великодушием – желаю избежать напрасного кровопролития
