артиллерию и корабли, но также и те, которые находились в разработке на общую сумму свыше 1 000 млн. марок. Кончилось тем, что русские потребовали поставить все к концу 1940 года, и этот срок совершенно не укладывался в планы германской кампании на этот год. Немцы протестовали, утверждая, что если только советское правительство не изменит своих требований, то вся сделка не состоится. 19 декабря Микоян ответил: «Советское правительство считает поставку всего списка единственным удовлетворительным эквивалентом поставок сырьевых материалов, которые в нынешних условиях Германия не получит иным способом на мировом рынке…»
Когда договор наконец 11 февраля подписали, список военных материалов, предусмотренных к [157] поставке немецкой стороной, все еще составлял 42 машинописные страницы, напечатанные через полтора интервала и включающие, например, прототипы всех новейших немецких самолетов, военных судов и полных установок для все еще державшихся в секрете химических и металлургических процессов, а также уголь…
В течение марта русские приостановили поставки зерна и нефти, ссылаясь на то, что германская сторона не выполнила своих обязательств по углю и что не поступило ни одного из обещанных самолетов. Стремясь восстановить доверие, Гитлер подписал указ, отдававший приоритет поставкам оружия в Советский Союз даже за счет вермахта».
А теперь попробуем ответить на такой вопрос: «Легко ли Сталин пошел на союз с Гитлером?» Я говорю: «Нет!» [158]
Во-первых, Сталину хорошо были известны и «Майн Кампф», и последующие выступления Гитлера, и его беспощадная борьба с коммунистами, и содержание антикоминтерновского пакта, да и многое другое. С 1933 года в третьем рейхе велась бешеная антисоветская пропаганда, а в Советском Союзе антифашистская.
Во-вторых, Сталин понимал, что на Западе Гитлеру практически делать было нечего, никакие глобальные проблемы там не решались (поэтому-то в 1940 году Гитлер и не оккупировал Францию полностью). Проблемы жизненного или, как теперь принято говорить, экономического пространства решались для Германии только на Востоке и в первую очередь за счет отторжения от Советского Союза Украины и Кавказа.
В-третьих, фактически разрушалась вся система Коминтерна, во всяком случае, раскол в европейских компартиях становился неизбежным и невольно поднимался авторитет и влияние Троцкого.
В-четвертых, за шесть лет пребывания Гитлера у власти Сталин как яростный борец с фашизмом обрел громадный авторитет не только у коммунистов, но и у всех европейских антифашистов. В руках Сталина оказался и такой козырь: в ночь на 10 ноября 1938 года в Германии прошли еврейские погромы («Неделя битых стекол»), а Сталин к тому времени уже заявил иностранным корреспондентам, что в Советском Союзе антисемитизм преследуется по закону, предполагающему даже высшую меру наказания.
Исходя из этих положений, можно с уверенностью сказать, что Сталину было не так-то легко пойти на союз с Гитлером. Более того, теперь он вынужден был устранить Троцкого, потому как в [159] создавшейся ситуации Троцкий мог перетянуть на свою сторону не только Коминтерн, но и широкое антифашистское движение.
Кстати, давно пора понять, что подобного уровня политические убийства проводятся не по чьей-то личной прихоти, а из соображений более серьезного порядка. К 1940 году Троцкий вновь встал на позиции «истинного марксизма», то есть вновь стал считать, что построение социализма в одной стране невозможно, что социалистическая революция должна произойти одновременно во всех странах. Из этого автоматически следовало, что большевики-сталинисты в России – это авантюристы, которые ведут и страну, и дело коммунизма во всем мире к гибели. Следовательно, по Троцкому, нужно было вернуть в Россию капитализм, дать ему «дозреть» до настоящей революции, которая, как якобы учил Маркс, произойдет сразу и во всем мире. Чтобы вернуть капитализм в Россию, в 30-е годы был лишь один путь – захватить в ней власть и, поскольку «своих» капиталистов практически не осталось, пригласить иностранных капиталистов, рядом с которыми, мол, сформируется и рабочий класс. Для достижения этой цели, как и в 1917 году, все средства были хороши. В том числе и взаимодействие с гитлеровской Германией. (Ведь не брезговал же Ильич брать в свое время у германского кайзера сребреники. Да и транспортом попользовался.)
23 августа в Европе, действительно, взорвалась настоящая политическая бомба. Но, спрашивается, почему Англия и Франция имели право договариваться с Гитлером, а вот Советский Союз – [160] не имел? Или еще вопрос: почему Чемберлен и Даладье могли дать Гитлеру на съедение другие страны, а Сталин не мог? В чем разница? А разница была. В Европе прекрасно понимали, что в любом случае Англия станет отсиживаться на своих островах, Франция спрячется за «линию Мажино» и только Советский Союз сможет реально противостоять Гитлеру, сплотив вокруг себя все антифашистские силы. И вдруг все эти надежды разом рухнули.
3 сентября 1939 года, то есть через день после нападения Гитлера на Польшу, в 11.00
Итак, чем могли помочь Польше вступившие в мировую войну Англия и Франция? Естественно, наступлением на франко-германском фронте. Но «защитники» Польши ни о каком наступлении даже не помышляли. И не случайно, что одни эту войну (сентябрь 1939 – май 1940 ) называли «странной», а другие «сидячей». Так, к примеру, счет своим потерям на франко-германском фронте Англия откроет 9 декабря, то есть лишь три месяца спустя после начала войны, – когда погибнет английский капрал.
Война как-то медленно набирала свои обороты. Как уже говорилось, и во время германо-польской кампании, и по окончании ее постоянно велись закулисные переговоры о заключении мира. Фактически осенью 1939 года по-настоящему никто еще не был готов к широкомасштабной войне. И в сложившейся ситуации Сталин неожиданно получает в [161] руки серьезный козырь: Советский Союз по-прежнему не воевал, но второй фронт в Европе, хотя и бездействующий, все же существовал. Правда, козырь этот, как говорится, был ловленый: брось он его на стол, и кто знает, какой бы ход сделал восточный партнер Гитлера – Япония. А когда в мае-июне 1940 года, не оказав почти никакого сопротивления, вдруг капитулировала Франция, перспектива воевать на два фронта стала угрожать уже не Гитлеру, а Сталину.
Резун пишет:
«Тут же германские, а за ними и советские войска вступают в Польшу (не следует так гнать, между этими «вступлениями» Англия и Франция объявили войну Германии и демонстративно бездействовали). Официальное советское объяснение: «Польша превратилась в поле для разных неожиданностей». Что ж, эта угроза ликвидирована бескорыстным актом советского правительства, Красной Армии и НКВД».
Сарказм «аквариумиста» в данном случае отчетливо заменяет и факты, и аргументы. В принципе это равноценно утверждению, что англо-американские войска, высадившиеся в 1944 году во Франции, обходились без спецслужб и без карательных подразделений, возложив на себя обязанности последних.
И совсем уж словно для «Пионерской правды»:
