обладала солидной энергией. Реактивные системы этих дронов оказались уничтожены до того, как они успели настроиться на цель. Но семь маленьких «стайников» все же просочились через немногочисленные прорехи в оболочке и врезались — обгоревшие, слепые, но не мертвые — в днище «Рыси».
Мастер-пилот Маркс неотрывно смотрел на изображение, запечатленное в поле его вторичного зрения, и отчаяние его все нарастало и нарастало.
Он перенес свой наблюдательный пункт в один из дронов-истребителей, который в данный момент направлялся к пескоструйщику. Курс на столкновение смотрелся со стороны неплохо, но само зрелище оставляло желать много лучшего.
Оно было составлено из данных, собранных ото всех дронов, входивших в состав маленького отряда под командованием Маркса. Ослабшая сенсорная система пескоструйщика работала настолько пассивно, что риксы не могли его обнаружить. Остальные дроны окатывали пескоструйщик активными сенсорными импульсами, дабы не потерять его из виду. Дрон-разведчик Маркса — единственный, у которого более или менее нормально работало сенсорное оборудование, — вносил свою лепту в представление картины происходящего с расстояния в пять тысяч километров. Изображение поступало с задержками в две — пять миллисекунд, связанными со скоростью света, и этих задержек было более чем достаточно для того, чтобы все испортить при планировании столкновения двух маленьких машин на скорости в несколько сот метров в секунду.
Экспертный бортовой компьютер «Рыси», скорее всего, компенсировал неизбежные задержки в изображении, а задержки, по мере того как дроны меняли ускорение, тоже менялись по длительности. И все-таки картинка Марксу не нравилась.
Синестезическое поле зрения подрагивало. Нет, не то чтобы дергалась рамка вмонтированной в шлем камеры. Изображение мерцало и плыло перед глазами, как бывает, когда после бессонной ночи смотришь на утреннее солнце. В поле обзора дрона-истребителя Маркс чувствовал себя словно с похмелья и не был уверен в реальности того, что представало перед его глазами. Он очень жалел о том, что не может использовать активные датчики, но если бы его разведчик выдал хоть самый короткий электромагнитный импульс в такой близости от крейсера, риксы обнаружили бы его за несколько секунд.
Маркс сглотнул подступивший к горлу ком. Его разведчик вертелся и кувыркался, приближаясь к крейсеру риксов. Он посмотрел, какова скорость вращения. Вот в чем было дело: период оборота дрона вокруг собственной оси совпадал с частотой дрожания рамки.
Маркс выругался. Ведь он нарочно раскрутил свой дрон-разведчик, чтобы тот казался «убитым», и вот теперь ему приходилось расплачиваться за это мерзопакостно мигающим полем вторичного зрения. С какой стати проклятый экспертный компьютер не компенсировал это мигание? А может быть, общие процессоры «Рыси» просто-напросто перегрелись?
А не рискнуть ли и не выправить ли полет «разведчика»? Пальнуть разок из реактивной дюзы — и все дела. Однако любая активность со стороны достаточно крупного дрона-'разведчика' могла привлечь внимание риксов, а этот дрон оставался единственным средством связи Маркса с передовой линией боя.
Маркс дал себе команду прекратить нытье. Как-то раз ему довелось дистанционно пилотировать кораблик размером с ноготь во время бушующего урагана, а в другой раз он напрочь утратил ощущение перспективы во время жаркого сражения на автожире. Тогда все данные поступали к нему с задержкой в полсекунды. Так что теперешнее подрагивающее поле зрения можно было пережить. Маркс постарался дышать в такт с мерцанием картинки и попытался забыть о противном ощущении под ложечкой.
Дрон-истребитель рванулся к свой цели. Можно было радоваться тому, что выпуклые контуры пескоструйщика делают его хорошо заметным. Маркс вел истребитель короткими рывками, стараясь не вызвать у риксов никаких подозрений относительно его присутствия.
Траекторию Маркс выбрал правильно. Похоже, истребитель летел прямой наводкой на пескоструйщик и вот-вот должен был протаранить его толстенные канистры.
По мере сближения дронов поле зрения Маркса прояснялось, сходилось воедино из разрозненных частиц.
Пять секунд до столкновения.
Неожиданно краем глаза Маркс заметил вспышку орудийного огня. Картинка исказилась и распалась надвое — так, как будто Маркс на миг стал косоглазым.
В яростном смерче распадающегося поля зрения Маркс разглядел новое вражеское формирование: несколько черных дронов-мониторов. Лишенные двигателей, бесшумные, они дрейфовали вместе с крейсером и до сих пор оставались совершенно невидимыми. Они стреляли снарядами, начиненными обедненным ураном, выпуская их по десять тысяч в минуту, как о том сказал Марксу компьютер. А целью стали его дроны.
Изображение сворачивалось. Все дроны с активными датчиками были уничтожены. Маркс попытался возобновить управление истребителем, которому отвел роль тарана но на экранах у него под колпаком ничего вразумительного не появилось. Усилием воли Маркс убрал руки с панели управления и попробовал уловить смысл в буре света, бушующей у него перед глазами.
Вдруг ему словно кулак вогнали в солнечное сплетение. Прозвучала аварийная сирена, сигнал о декомпрессии!
«Рысь» получила пробоины. «Стайники» добрались-таки до нее.
На мгновение под колпаком дала сбой гравитация, что внесло свою лепту в потерю Марксом ориентации в пространстве. В горле защипало из-за изжоги. Наконец расхождение между зрительными впечатлениями и реакциями вестибулярного аппарата стало слишком велико. Маркс наклонил голову, и его вытошнило на пол.
Он поднял голову. Во рту еще оставался привкус желчи. И тут мастер-пилот увидел, что промахнулся. Его дрон пролетел мимо пескоструйщика.
Маркс попытался вывести машину на новый круг, но длительное и высокое ускорение сделало ее видимым для риксских мониторов, и те не пожалели снарядов.
Итак, дроны-истребители были уничтожены. Синтетическое поле зрения Маркса превратилось в сплошные тени и экстраполяции.
А потом корпус 'Рысил сотрясла серия взрывов, и Маркс понял, что все они погибли.
Кэтри Хоббс увидела, как озарилась ярко-оранжевым цветом «иконка», обозначавшая столкновение, а звук сирены запоздал — его опередила ударная волна.
Схема состояния корабля пылала, по уровням палуб проносились красные огоньки — это «стайники» прорезали прочный сплав обшивки и слои гиперуглерода, будто бумагу. По десятку аудиоканалов на все лады заливались сигналы, возвещавшие о декомпрессии.
Получить таранную пробоину на скорости в один процент от световой было почти так же опасно, как если бы по кораблю выстрелили из электромагнитного орудия.
— Дело дрянь, — сказала Хоббс.
Для того чтобы понять, что именно произошло в течение нескольких ближайших секунд, ей потом пришлось не один день просидеть за расчетами.
Первый «стайник» в группе спекся в бесформенную каплю, пролетая через раскаленную теплопоглощающую оболочку. Утратив заостренную форму, он распластался блином по обшивке «Рыси», но затем, уменьшив свой диаметр до полуметра, сумел-таки продырявить три наружных слоя обшивки. В артиллерийский отсек номер четыре снаряд проник с такой силой, что там словно бы взорвалась вакуумная бомба. Были повреждены скафандры находившихся в отсеке членов экипажа, все неметаллические предметы разлетелись на мелкие осколки. В широкую пробоину вышел почти весь воздух из отсека, и только потом сработала система защиты и выпустила уйму герметизирующей пены. В артиллерийском отсеке номер четыре стояло очень опасное орудие — мезонный излучатель. Все переборки отсека были старательно бронированы, чтобы уберечь «Рысь» от сильнейших разрушений, которые могли бы случиться, если бы это орудие вздумало взорваться. «Стайник», израсходовав все запасы инерции, прилип к ближайшей переборке и так и остался внутри отсека.
Никого из семи членов экипажа, которым довелось принять на себя и ударную волну, и
