Нрав Двалары стал еще более несносным – он все время жаловался, ныл, выражал недовольство. Он беспрерывно хотел есть и что ни час канючил пищу и воду! Утром Герфегеста навестила не вполне гуманная мысль: возможно, стоит задушить Двалару на рассвете – терпеть его не было сил. Он с ужасом прогнал ее прочь, впервые за время пути осознав, что хочет он того или нет, но строй его мыслей мало-помалу становится строем мыслей человека Алустрала – безжалостного и прагматичного воина.
Горхла демонстративно сплюнул.
– Что-то не так в Калладире. Будьте начеку. А ты, Двалара, заткнись, не то я заткну твою вонючую пасть своим кулаком. Идемте.
Они начали спуск – туда, где их ждал корабль. Туда, откуда доносился едва ощутимый запах позабытого океана.
Руины и серые холмы остались позади. Герфегест спинным хребтом чуял опасность, но все никак не мог понять, откуда она исходит. Киммерин опасливо озиралась. Горхла был мрачен как туча.
Корабль покачивался на воде, прикованный крупнозвенчатой цепью к массивному кольцу на железном стержне. Стержень уходил глубоко в каменный монолит пристани.
Еще стоя на холме, Герфегест понял, что их ждет «морская колесница» – изрядная диковина даже для Алустрала. Корабль не был ни гребным, ни парусным. В него запрягались исполинские каракатицы. Мачта, рассчитанная на небольшой косой парус, впрочем, была. На всякий случай.
Замок на цепи, удерживающей «колесницу», был прост и надежен – металлический короб с фигурным отверстием, по форме напоминающим трехлучевую звезду.
Горхла перевернул свой топор. Стальной копейный наконечник на конце его боевого топора состоял из трех выступающих острых ребер. Так что в плане получалась трехлучевая звезда.
Наконечник ладно вошел в отверстие. Внутри металлического короба раздался громкий щелчок. Цепь со звоном упала на пристань.
Неужели так просто?
Они поднялись на борт. Несмотря на свои скромные размеры, «морская колесница» была палубным кораблем.
В неглубоком трюме хранилась сбруя для каракатиц, несколько двухведерных кувшинов сохраняли виноградный сок и воду, имелось вдосталь орехов и вяленого тунцового мяса.
«Почти императорская роскошь», – удивился Герфегест.
Противоестественно оголодавший после ранения Двалара вопил от радости – наконец-то ему дадут спокойно отожраться. Киммерин с позволения Горхлы раскупоривала кувшин с виноградным соком, запечатанный вощеной тканью. Как и многие женщины, Киммерин втайне была сластеной.
Настроение отряда резко пошло в гору. Даже Герфегест невольно заулыбался. Ведь все-таки море!
Люди Алустрала, кроме, пожалуй, людей Дома Хевров, чувствуют себя на борту любой самой утлой посудины в большей безопасности, нежели на берегу.
И если степные кочевники грюты полагают лучшим ковром степь, а пологом шатра – небеса Асхар- Бергенны, то люди Алустрала считают лучшей музыкой плеск волн за бортом корабля, а лучшим благовонием – соленый морской ветер.
Очень скоро на щеках Двалары проступил сытый румянец. Глаза Киммерин засияли. Даже Горхла сбросил маску мрачной озабоченности, которая так не шла его некрасивому лицу. Неужели путешествие через Пояс Усопших окончилось?
– Эй, салага! – Горхла игриво ткнул Герфегеста, застывшего в нерешительности над сбруей каракатиц, кулаком в бок. – Подбери свое хозяйство и волоки упряжь наверх.
Герфегест окатил Горхлу ледяным презрением истинного Конгетлара.
– В Доме Конгетларов не заведено в присутствии дам говорить «хозяйство». В Доме Конгетларов это называется «яйца».
Все четверо, трое мужчин и одна женщина, искренне расхохотались – впервые за все время их путешествия.
Подготовленная упряжь, рассчитанная на пятерых каракатиц, была закреплена за поворотную балку посреди корабля, благодаря чему опытный пастырь мог управлять скоростью и направлением движения. Эта балка, насколько помнил Герфегест, называлась у пастырей запросто – «воротило».
Теперь оставалось только найти тех, кто согласится подставить свои скользкие шеи под здоровенные, обшитые кожей хомуты. Но кого? Относительно этого у Герфегеста имелись лишь самые смутные догадки. И он с немалым интересом наблюдал за Горхлой.
В руках карлика после непродолжительных манипуляций с бездонной сумой оказалась длинная флейта с шестью отверстиями.
Рядом с «воротилом» над палубой выступал на высоту человеческого роста медный изогнутый раструб, обращенный к корме. Горхла встал рядом с ним и поднес флейту к губам.
Раздался первый, одинокий и протяжный звук. Вслед за ним – череда быстрых, отрывистых, резких нот, которые вознеслись, казалось, к самым небесам.
Горхла отнял флейту от губ и прошептал короткое заклинание. Потом заиграл снова.
Вскоре на лбу Горхлы выступили капли пота. На шее вздулись толстые, непропорционально огромные для его комплекции вены. Он стал похож на странное, ни с чем не сообразное растение, оплетенное хищными толстыми лианами. Спустя несколько коротких варанских колоколов он прекратил игру и приложил ухо к медному раструбу.
– Похоже, они сейчас очень далеко. Видишь – Горхла совсем не в себе, – шепнула Киммерин Герфегесту.
Горхла нервно прошелся взад-вперед по палубе. Хрустнул сцепленными в замок пальцами. Пристально поглядел на Герфегеста.
– Каракатицы чем-то сильно испуганы, – сказал он севшим голосом. – И похоже, если только мы побыстрее не уберемся отсюда, мы встретимся с тем, что пробудило в них страх, лицом к лицу. Достань Семя Ветра, Рожденный в Наг-Туоле.
Герфегест молча стащил через голову свинцовую миндалину на платиновой цепочке.
Провернув половинки миндалины, как некогда показал Горхла, извлек Семя. Он уже давно не видел его. С того самого дня, как погибла Тайен.
Горхла бережно, двумя пальцами взял Семя, как оценщик драгоценных камней берет редкий черный алмаз. Прищурив глаз, Горхла внимательно изучил серую сущность.
– Ты умеешь извлекать из него пользу? – спросил Горхла у Герфегеста.
– Нет. Только Тайен умела.
– Тайен – понятно, Тайен – совсем другое дело… – загадочно пробормотал Горхла. – Ну да ладно. Может, и у нас получится. Ты мне позволишь его съесть?
Герфегест посмотрел на Горхлу, как на умалишенного.
– Съесть?
Горхла не ответил. Семя Ветра уже исчезло у него во рту.
Герфегест с трудом приходил в себя. Он определенно полулежал. Что-то твердое давило ему в затылок. Он определенно был жив. И даже был в состоянии припомнить кое-какие недавние события.
Перед глазами, расплываясь радужными пятнами, колыхалось лицо Киммерин. Очень болела шея и нос.
– Кя-хра-нус Си-ахр-и-а-хревой Ахр… – прохрипел Герфегест.
Он хотел сказать: «Клянусь Синевой Алустрала, я прикончу этого недомерка». Но получилось не очень- то, поэтому он почел за лучшее замолчать.
Киммерин протянула ему круглый кувшин с узким горлышком. Герфегест потянулся за ним и, к стыду своему, у него ничего не вышло. Пальцы ухватили пустоту в двух пядях от кувшина.
Киммерин, насколько он мог разглядеть, усмехнулась и, ласково поддержав его голову, поднесла кувшин к самым его губам.
Он сделал несколько жадных глотков. Две струйки жгучей жидкости безвозвратно убежали по его
